Читать «Своё и чужое: дневник современника» онлайн - страница 95

Позднее, в школе, на глаза попала богато иллюстрированная книга — биография поэта. Я с увлечением разглядывал многочисленные репродукции, но только вид Пушкина в гробу заставил бесповоротно — болезненно ощутить его телесное небытие. С чувством кровного горя я пережил его предсмертные страдания, кончину и излил свою печаль в первом стихотворении. Мой наставник Т.И. Гончаренко позволил мне прочитать его на школьном вечере, и я прямо выкрикнул в зал: «Раздался выстрел одинокий, И рухнул скошенный поэт».

С того времени я обращался к Пушкину только по внутренней потребности, когда испытывал нужду в его поддержке, совете, предостережении.

У Пушкина нашёл я идеал женщины, и произошло это в пору цветущей юности, на 18-м году. Уже кружилась голова от прикосновения девичьих рук, уже неясные волнующие грёзы туманили воображение, на лекциях всё чаще накатывали рассеянность и отрешённость.

Предстояло выступить на шефском концерте перед рабочими завода, где мы, студенты техникума, каждое лето старательно отрабатывали практику. Под рукой был «Евгений Онегин». Я раскрыл томик и тотчас погрузился в письмо Татьяны. Да ведь это обо мне, это со мной! И сновидения, и чудные взгляды, и голоса в душе — незримое присутствие рядом кого-то близкого, желанного. А мне твердили про «энциклопедию русской жизни» и «типичных представителей дворянского общества». Если и энциклопедия, то человеческих обретений и потерь, если и представители, то бессмертного племени влюблённых. Покорённый искренностью и чистотой выраженного чувства, я прозрел, понял, кого следует искать. Смутные мечты и влечения воплотились в зримый облик.

Через год, тихой кроткой осенью, на древней владимирской земле я встретил свою Татьяну.

Шли годы. Из ученика я превратился в учителя, но по отношению к Пушкину остаюсь робким, почтительным учеником. Нередко ловлю себя на том, что пытаюсь найти в Пушкине своё, а в себе — пушкинское. И с грустью убеждаюсь, что сходство не затрагивает главного, определяющего. И вокруг себя вижу немало именитых умных людей. Однако, слушая их рассуждения и споры, всё чаще отмечаю: «Э, брат, так и я могу. Далеко тебе до Пушкина». Поражают его всеохватность и всепонимание. Как легендарный Мидас, он превращал в чистое золото поэзии и житейский мусор, и кровавые драмы истории.

Бывают часы изнурительного разлада с самим собой, ощущения своей ненужности и бесполезности. Если откровенно, то что я принёс миру, нашел ли своё место, любезен ли людям?

Беспощадный внутренний дух отвечает: нет, нет и нет. Как-то на лесной тропинке, когда подобные думы обступили со всех сторон, в поисках спасения губы непроизвольно прошептали: «И меж детей ничтожных мира. Быть может, всех ничтожней он».

Вот оно, искомое! И Пушкина обуревали сомнения, и его лучезарный гений метался в поисках смысла. Да и не может человек иначе, если охвачен «заботами суетного света».

Есть ли выход из этого гнетущего состояния? Есть, и Пушкин его хорошо знал: «Но лишь божественный глагол До слуха чуткого коснётся...» Чем бы ни занимался, даже наедине с собой, не уставай творить. Когда вхожу в класс и вижу 30 пар внимательных глаз — происходит чудо: душа сбрасывает ветхие покровы обыденности и воспаряет, «как пробудившийся орёл». Нет за окнами дождя и снега, потока автомобилей, людской толчеи; отступают заботы, обиды, тоска. В едином порыве мы устремляемся к вечным загадкам мироздания.