Читать «Своё и чужое: дневник современника» онлайн - страница 94

Единственное, что требуется и ради чего нас сотворили — не убивать друг друга оружием неприступности и равнодушия. Тогда исчезнут лишние люди, и мы перестанем отпевать себя в 30 или 50.

А пока происходит необъяснимая вещь. Читаем чужие дневники, письма, стихи и обнаруживаем внутри запасы нерастраченного тепла, узнаем собственные мысли и мечты, рыдаем и смеемся, а захлопнув книгу, немедленно подпадаем под убийственные законы отстранения и отчуждения.

Молчи, мое сердце, молчи.

Мы сами свои палачи.

7 декабря. Исподволь набирает размах пушкинский юбилей, первый в развороченной, запущенной стране с изверившимся народом, поверженной культурой. Сразу видно, что забота одна — отдать неизбежный долг, погреться у памятника и помчаться дальше. Утешает то, что и для Пушкина, и для нас казённые юбилеи давно потеряли всякое значение — мы нераздельны. Пока живёт Пушкин, будем жить и мы; пока жива нация, будет звучать и Пушкин. Лучше Толстого не скажешь. Пушкин — наш отец. Истинно — отец: дал нам язык, вложил самосознание, указал путь к полноте и совершенству. А мы, неразумные, в ослеплении и гордыне часто плутаем по бездорожью.

Пишу и обнаруживаю удивительную вещь. Казалось бы, никогда преднамеренно не заучивал его стихи, не увлекался безоглядно творчеством, в общем, знаком с Пушкиным довольно поверхностно. А вот в сознании то и дело всплывают пушкинские строки, выражения, образы. Причём без всякого усилия и напряжения памяти. Как будто вложены были эти магические фразы в моё существо с рождения, даны мне свыше, как генетическое наследство, для передачи уже моим потомкам и продолжателям.

В самом деле, разве я когда-нибудь не слышал, не знал «Гонимы вешними лучами...», «Румяной зарёю покрылся восток...», «Мой друг, отчизне посвятим...», «Я помню чудное мгновенье...», «Мчатся тучи, вьются тучи...», «На холмах Грузии лежит ночная мгла...», «Сижу за решёткой в темнице сырой...», «Прощай, свободная стихия...» и ещё, ещё... Это было и будет всегда, как родной дом, ключевая вода, небо и звёзды.

И всё-таки, когда же пробудился и зазвучал во мне Пушкин? Помню себя трёх-четырехлетним на коленях у бабки. Под потолком тусклая лампочка, стекла затянуты белым мохнатым налётом, в большой комнате пусто и неуютно. В крепких объятиях бабки мне тепло и покойно, сквозь обволакивающую дрёму, как заклинание, доносится до слуха: «Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя. «Неизъяснимый ритмический поток убаюкивает и уносит в радужные выси, я крепко засыпаю. А через несколько дней бойко, невыносимо картавя, декламирую: «Выпьем с горя, где же кружка? Сердцу будет веселей».

В пять лет, когда выучился читать, моим кумиром стал королевич Елисей. Я часами перелистывал страницы любимой книжки, жирным черным карандашом пачкал ненавистное лицо царицы, в невыразимом ужасе цепенел от мрака и холода той норы, где «во тьме печальной Гроб качается хрустальный.» По-видимому, тогда впервые Пушкин внушил мне понятие о силе любви и тайне смерти.