Читать «Палачи и жертвы» онлайн - страница 99

Думаю, что не ошибусь, если скажу: на месте Рюмина и Рухадзе, разумеется, могли быть люди с другими фамилиями и биографиями, но непременно со сходными качествами. Дело в том, что основатели казарменного социализма расчетливо подбирали руководящий состав органов госбезопасности из числа лиц безраздельно преданных, готовых буквально на все ради карьеры, орденов, званий и даже хозяйской похвалы. А в какой мере умен и сведущ тот или иной работник — это считалось второстепенным. Нужны были и умные, но, как показала практика, успешно продвигались по службе большей частью негодяи и конформисты, в то время как честным чекистам выпадала иная, зачастую трагическая участь. По–другому не могло быть: сталинизм культивировал в людях не самостоятельность мышления, а приверженность догмам и безропотную исполнительность. Для выбора идей достаточно было Вождя и его близкого окружения.

Обслуживание не реальных потребностей страны, а идей рано или поздно превращало исполнителей в людей, заведомо обреченных. Понимал, к примеру, тот же Рухадзе мифичность будто бы разоблаченных шпионских организаций. Но результативное «выявление» турецких шпионов и эмиссаров повлекло указание Инстанции об активизации закордонной работы против соответствующих центров. А если их не оказывалось? Откуда брать доказательства разгрома вражеских гнезд? Снова из досягаемого окружения или из собственной же закордонной агентуры. Возможно, в этой логике кроется одна из причин уничтожения многих из вернувшихся на родину советских разведчиков. Их трагедия призвана была подтвердить чей–то вымысел либо устранить свидетельства провала предшествующего несостоятельного замысла.

Разведка и контрразведка существовали всегда, они — ровесники человечества. Если в прошлые века обе эти спецслужбы более или менее уравновешивали друг друга, то XX столетие явило нам несомненный феномен — шпиономанию, следствием чего стало гигантское разрастание контрразведки. И, заметьте, особенно в странах с тоталитарными режимами. Там под это подводили и теоретическую базу, вроде известного сталинского положения об обострении классовой борьбы. Это положение, на мой взгляд, следует рассматривать как фиговый листок, еле–еле прикрывавший преследование и уничтожение свободной мысли, элементарное попрание человеческого достоинства, превращение миллионов людей в винтики бездушной машины, издевательски именуемой «обществом победившего социализма». Отсюда и естественный результат.

Карающее острие контрразведывательных структур направлялось не столько против агентуры иностранных разведок, сколько против своего же народа. И если Сталину, кому–то из его приближенных и даже мелким сошкам в центре и на местах требовалось избавиться от потенциального конкурента или от кого–то, кто много чего знает или, допустим, перестал быть полезным, то не было ничего проще — человека объявляли изменником Родины, и он исчезал с глаз долой.

Как принципиальный противник огульного подхода в оценке людей я не распространяю характеристики «преторианцев» на всех сотрудников бывших органов госбезопасности. Но комментатор ограничен содержанием предыдущих глав повести, где основные персонажи уже на подъеме своей карьеры несут печать незавидного конца. Общий курс репрессий против соотечественников неумолимо втягивал в самоедство их самих.