Читать «Палачи и жертвы» онлайн - страница 97

«Посылка в Инстанцию протоколов допросов и информаций о том, что нами вскрываются крупные преступления, привела к тому, что Игнатьеву и мне было предложено вскрыть корни вражеских и шпионских связей лиц, обвинявшихся в указанных преступлениях. Сделать это было невозможно, т. к. выдвинутые нами обвинения базировались на сфальсифицированных материалах. Таким образом я стал банкротом и был снят с работы как не справившийся, оказавшись жертвой собственной фальсификации, — впоследствии признался Рюмин. — Как я помню, министр Игнатьев, объявляя мне о решении правительства, поздравил меня, сказав, что я сравнительно легко отделался, а вот он ожидает худшего…»

КОММЕНТАРИЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА ЮСТИЦИИ

А. Ф. КАТУСЕВА

Нужна ли детальная правовая оценка всех фактов, отраженных автором в первых восьми главах?

Поскольку абсолютное их большинство с разных точек высвечивает господствовавшие в те времена произвол и беззаконие, целесообразнее, по–видимому, прокомментировать не разрозненные эпизоды, а стоящие за ними закономерности, которые вместе и порознь определяли поведение центральных персонажей документальной повести «Преторианцы».

Что же представляли собой Рухадзе и Рюмин, кем они были?

Автор обоснованно показывает их малограмотными, довольно туповатыми служаками тюремного сыска. Этот «род деятельности» невозможно отнести к какой–либо действительно профессиональной, где предполагаются объективные или хотя бы субъективные критерии оценки ремесла. Сугубо государственной их службу не назовешь. ибо услужали они прежде всего ослепительной Инстанции, обласканной ее доверием местной элите и самим себе. Вряд ли справедливо считать репрессивную часть органов госбезопасности тех лет аппаратом политической инквизиции. У чередующихся преследователей и их жертв подчас при всем старании не разглядеть признаков политического разномыслия. Рухадзе, его предшественники и сменщики называли себя чекистами. Помните, в главе «Вдохновение» приводятся слова А. Рапавы: «Я тоже чекист…»

Многое раскрывают эти слова. Рапава считает естественной саму логику и методы «чекистской» работы по изобличению и устранению «врагов народа». Он лишь изумлен степенью бесчеловечности добывания улик бригадой Цепкова. Примечательно и то, как одинаково смотрели Рухадзе, Рюмин, Мгеладзе, Сталин на способы достижения ближних целей: арестовать — побить — получить протокол задуманных показаний — расстрелять. Уже потом будут использованы в политической игре результаты дела об очередном «заговоре», а на стадии искусственного создания такого заговора тюремное заключение выступает непременным условием и средством. Поэтому в комментарии к описанию событий допустимо ввести в оборот такой термин, как тюремный сыск. Именно он составлял содержание будней большинства из уже названных «преторианцев».

Логично предположить, что преуспевание на этом поприще сопутствовало наиболее отъявленным садистам. В такое русло рассуждений в общем–то укладывается пример «от обратного» — история с В. Н. Васильевым, чекистом, который упоминается в главе «Путь наверх» как заместитель начальника райотдела НКВД в Гаграх, подавший начальству рапорт о бесчеловечных злодеяниях Рухадзе. Когда С. А. Гоглидзе ознакомился с рапортом, он вызвал Васильева и спросил: «Вы что, хотите прогуляться в лагерь?» Вопрос наркома был риторическим — как видно из протокола его допроса, Гоглидзе нашел, что своим гнилым либерализмом Васильев мешает бескомпромиссной борьбе с врагами народа. Васильева выгнали с работы и исключили из партии с формулировкой «за клевету на органы НКВД». По тем временам это являлось не только волчьим билетом, но и прелюдией к аресту.