Читать «Палачи и жертвы» онлайн - страница 98

Арест, однако, не состоялся — бюро Орджони- кидзевского РК КП(б) Грузии отменило решение парткома НКВД, объявив Васильеву строгий выговор с той же убийственной формулировкой, а год спустя его после долгих мытарств восстановили в органах и направили в Тамбов на должность начальника контрразведывательного отдела областного управления НКВД. В годы войны Васильев служил заместителем начальника особого отдела в 54 и 55 армиях на Ленинградском и Волховском фронтах, а в мирное время использовался на руководящей работе в территориальных органах госбезопасности Литвы и Башкирии.

Выходит, не так страшен черт, как его малюют? Не торопитесь с выводами. То, что Васильева не прикончили выстрелом в затылок и не отправили в места не столь отдаленные, объясняется исключительно удачным стечением обстоятельств. «Меня бы никогда не восстановили в партии, — впоследствии писал Васильев, — если бы не состоялось известное решение ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 октября 1938 года о перегибах в следственной работе органов НКВД». Так что, не улыбнись ему судьба, Васильев, безусловно, разделил бы участь многих тысяч чекистов, которые в той или иной форме восставали против произвола, бывшего — им, думаю, не довелось понять это до конца — неотъемлемой чертой, органическим свойством сталинской диктатуры.

Однако служебный путь Цветаева, Жулидова и им подобных показывает, что одного ревностного изуверства еще не было достаточно для заметной карьеры. Возможно, требовался еще и гибкий ум? Известно ведь, что Сталин к числу глупцов не принадлежал и глупцов не жаловал. А между тем Рухадзе и Рюмин умом не блистали, натурами были духовно ограниченными, о чем свидетельствуют и приведенные автором штрихи их личной жизни. Изложенные факты совпадают с документальными первоисточниками вплоть до мелочей вроде той, чем закусывал Рюмин, находясь в гостях у гражданки П. В описании личностей К. Столяров не сгустил краски, как это нередко бывает у пишущих на подобные темы. Ведь естественное неприятие подлости зачастую приводит к черно–белому изображению палачей и жертв, а значит, и к невольному прегрешению против истины. Здесь автор поступил иначе — ограничил палитру для наброска портретов сугубо следственными материалами и даже внутренние монологи Рюмина реконструировал из его собственных писем, отправленных или задержанных жалоб. Так что в оценке Рухадзе и Рюмина я всецело согласен с автором.

Благодаря чему эти ничтожества все–таки выплыли на поверхность? Каково здесь соотношение случайного и закономерного?