Читать «Палачи и жертвы» онлайн - страница 89

Самым ярким и убедительным фактом фальсификации следствия для меня является то, что произошло с моим братом Иваном. Он не был мегрельским националистом, а признался в этом. Со всей ответственностью заявляю, что это вздор. Я знаю брата как свои пять пальцев. Мне Цветаев сказал: «Его раз, два, три — и он дал показания». Я не знаю, что означает «раз, два, три», но если его били плеткой, то таким образом можно и толстокожего буйвола заставить зареветь, что он является мегрельским националистом…»

Примерно то же самое показал и М. Барамия. Вся разница в том, что он описывал свои страдания скупо, без подробностей:

«Рухадзе заставлял меня на следствии признать, что так называемая «мегрело–националистическая группа» была связана с заграницей через Рапаву, Шария и Тавадзе. Затем Рухадзе настойчиво заставлял меня показать, будто бы я имел связь с заграницей через некого Шавдия, о котором я и понятия не имел. Более трех месяцев меня лишали сна и свежего воздуха, но требуемых показаний я не дал… Меня держали на допросах по 15–20 часов в сутки… доводили до обморочного состояния, а потом 20 суток я находился в наручниках.

Цепков в ответ на мои жалобы сажал меня в карцер и говорил: „Я обещал вам карцер — вы его получили, обещал наручники — это тоже получили, и будьте уверены, что в ближайшие дни мы вас будем бить, если вы не покажете о своих связях с заграницей"».

В откровениях арестованных нет преувеличений, все было именно так, как они описывали. Чтобы отбросить последние сомнения в их правдивости, сошлюсь на свидетельские показания противной стороны. Например, входивший в бригаду Цепкова начальник следственного отделения УМВД Сталинградской области майор Голубков подтвердил, что в Тбилиси был установлен распорядок работы с 11 до 17 часов, затем перерыв на обед и отдых, после чего опять рабочее время с 23 часов до 5 утра, а арестованные вызывались на допросы ежедневно и днем, и ночью. Однажды Рухадзе зашел в кабинет, где Голубков допрашивал А. Рапаву, и угрожал избить его по пяткам за неискренность. «Для вескости своего нажима, — вспоминал майор Голубков, — в кабинет были доставлены резиновые дубинки. Разговор между Рухадзе и Рапавой шел в отношении арестованного Шавдия — Рухадзе хотел получить от Рапа- вы показания, компрометирующие отдельных руководящих работников центра, что Рапава категорически отрицал».

Допрошенный в качестве свидетеля тюремный врач, майор медицинской службы Размадзе, прослуживший во Внутренней тюрьме МГБ ГССР ровно пятнадцать лет, показал, что на Барамию и других арестованных по этому делу надевали кандалы, лишали их дополнительного питания и, главное, сахара. И. Рапава однажды пытался вскрыть себе вены куском стекла, а А. Рапава и В. Шония в знак протеста не раз объявляли голодовки.

В материалах следствия по делу мегрельских националистов имеется такая записка:

«Начальнику Внутренней Тюрьмы МГБ ГССР капитану тов. Князеву

За нетактичное поведение на допросах арестованного КАРАНАДЗЕ Григория Теофиловича поместить в карцер на 5 суток.

Министр госбезопасности Грузинской ССР генерал–лейтенант Н. Рухадзе

14 марта 1952 года».