Читать «Просека» онлайн - страница 156
Владимир Дмитриевич Ляленков
Из-под травы доносится журчание ручейка. Жадно пью ледяную воду и спешу сменить Федотова. Медленно работать просто невозможно — съедят комары. Правда, у нас есть в пузырьке прозрачная жидкость, носящая длинное название, но она плохо помогает: пот быстро смывает её. К вечеру у нас не лица, а распухшие рожи. К палатке возвращаемся молча, боясь споткнуться. Иначе обязательно упадёшь. В голове уже не шумит, кровь не стучит в висках. Изредка часто-часто задрожит какой-нибудь мускул спины, руки. Сапоги кажутся страшно тяжёлыми. Сесть бы и передохнуть, но делать этого нельзя: застрянем тогда на просеке часа на два. Солнце уже наполовину спряталось за горизонт. Поскорей добраться бы до Енисея.
Трезор где-то в стороне облаивает белку, глухаря или рябчика. Вдруг выскакивает на просеку, бросается ко мне. Громко лает, пытается ухватить меня за полу куртки. Я ношу ружьё, и он зовёт меня за добычей. Я лениво отмахнусь, он замрёт на месте, с недоумением смотрит на меня. Исчезнет в кустах, и потом опять слышится его заливистый лай…
Последние сотни метров; вот и палатка, Енисей… Сбрасываем с себя одежду, падаем в холодную воду. Енисей подмывает противоположный берег. У нашей косы течёт почти незаметно. Окунаемся по многу раз. Обтеревшись, торопливо одеваемся и присаживаемся к костру, который уже развёл наш начальник. Он не так устаёт, как мы. Еда приготовлена вчера вечером. Передохнув, обедаем и ужинаем в один присест.
После захода солнца темнеет быстро. У девчат железная печка. Когда у нас загорается костёр, они набивают в печку берёзовой коры, сухих щепок. Шуруют в печи прутом; из трубы вырывается пламя, искры. Значит, у них порядок, ничего не случилось. Если что-то случится, они должны зажечь костёр. Что может случиться? Поранит кто-нибудь из них руку, ногу. Вдруг объявится хозяин тайги — медведь — и не уйдёт, увидев людей. Пожелает узнать, что у них в палатке. Может появиться какой-нибудь незнакомец, бродяга. Такие типы — редкость, но иногда появляются.
Наша просека прошла через небольшое озерцо. У самой воды мы обнаруживаем свежие угли. Бурсенко, присев на корточки, пошарил палочкой в траве. Нашёл два обожжённых маленьких клочка от газеты. Чешую, шкурки вяленой рыбы.
— Дней десять назад были здесь, — проговорил, поднявшись и озираясь.
— Кто?
— Да ведь кто ж знает, кто они? Двое их было. Эти клочки от махорочных окурков: покурили, оставшиеся окурки расшелушили…
Мы сделали перекур. Дима собрал сухих веточек, прошлогодней травы. Развёл костерок. Молча отдыхали. Тайга представилась ещё более таинственной. Как-то отчётливо я вдруг почувствовал её безбрежность, дикость. «Укрой, тайга его густая, бродяга хочет отдохнуть», — пропел тихо Дима, и я даже вздрогнул от его голоса. Представил этих двоих: идут, идут они, пробираются; откуда? куда? Бурсенко теребил палочкой обрывочки от окурков. Резко встал:
— Ну, за работу, за работу!
Интересный он мужик. Сдержанность в его отношениях с нами, кажется, начала таять. Первые дни он только говорил, что и как делать. И давал советы. Вроде: