Читать «Face control» онлайн - страница 53

Владимир Спектр

Я всегда относился к Саше амбивалентно и, наряду с симпатией, нередко чувствовал отторжение. Характер у него был несносный. Джон редко бывал трезв, орал хрипло матерные песни, устраивал дебоши. Ежедневная пьяная вакханалия была проникнута искренностью и жаждой жизни, но все это, увы, не оправдывало отвратительности его поведения. Поутру, похмеляясь обязательным пивом, Джон долго и нудно извинялся за причиненные неудобства, пытался собрать воедино разбитые накануне очки и разломанную мебель, но уже через несколько часов приходил в прежнее состояние. Он плевался на обеденный стол, блевал в окно, которое забывал перед этим открыть, ссал мимо унитаза. Его одежда всегда была мятой и грязной, ногти не знали ножниц, а от ног нестерпимо воняло. Девушкам, вместо любовной лирики, он цитировал Летова: 

Гололед удавил мой смех Автомат разжевал мой смех Насекомые копят стыд Насекомые копят зависть Жалость скрипнула на зубах Мясо вскрикнуло под ножом Насекомые извиваются Насекомые копошатся Говно не тонет ни в огне, ни в крови Повсюду честные порядочные люди Каждый родился ментом Каждый родился ментом Урокам мужества внимают телогрейки Разверзшейся парашей улыбается борщ Насекомое стерпит все Самоконтроль есть самоконтроль… 

После окончания учебы, когда я создал свою первую фирму и установил несколько торговых палаток, Джон проработал у меня некоторое время продавцом. Даже эта несложная работа давалась ему с трудом. Помню, как-то в новогоднюю ночь была его смена стоять за прилавком. Я, прежде чем поехать в кабак отмечать праздник с женой и друзьями, решил проинспектировать торговые точки. Везде кипела бойкая торговля, нетрезвые граждане отоваривались шампанским и водкой. В палатке, вверенной Джону, было подозрительно темно. Я вошел внутрь и ужаснулся: в пластилин пьяный однокурсник валялся в ворохе облеванных дензнаков. Матерясь, я выгнал Джона. Мерзкий инстинкт лавочника сделал свое дело, я встал за прилавок и принялся торговать сам. В итоге Новый год я встретил в одиночестве в палатке на улице Островитянова. Странное дело, мне было грустно, но одновременно приятно и как-то по-особенному уютно. Вскоре после этого случая наша дружба закончилась, естественно с моего посыла, однако упертый Джон в течение нескольких последующих лет неустанно делал попытки нового сближения. Он часто звонил мне, заявлялся без спросу в гости, пытался случайно встретить на улице. Я недоумевал, игнорируя эту навязчивость. Возможно, он был латентным гомиком, влюбленным в меня безответно. В конце концов Джон отвалил. Знаю, что он устроился на работу в одну из контор Лисовского, занимался там редактированием безыскусных рекламных клипов, а все свое свободное время гнил и разрушался. Утро этого изоляциониста всегда начиналось с бутылки пива и пережаренного хот-дога, съеденного в спешке у метро. В обеденный перерыв Саша посещал дешевую столовую, где выпивал 100–150 граммов водки, вечером, по возвращении домой, квасил на кухне со своим соседом, алкоголиком Славой, и, если позволяли финансы, вызванивал недорогих украинских блядей. Изредка Джон все еще пытался писать стихи, но в конечном счете это ему надоело и он прекратил все попытки графомании.