Читать «Качели. Конфликт элит или развал России?» онлайн - страница 486

Хотите знать, что такое персонифицированный гибрид «крутизны» и «сахаровскости»? Это Ельцин. Ясно, что реально в гибриде перевешивает… И что там остается от «сахаровскости»… А почему тогда герой не Путин? Почему Касьянов?

Разбираемая мною неотличимость гуляет не только по московским улицам. Отнюдь не только! Возьмите коллизию Ющенко и Януковича. Как их отличить? Чуть-чуть варьируемые модификации одной и той же украинской номенклатуры среднего звена…

Список подобных двойников можно продолжить и распространить, например, на Чечню. Чем, по большому счету, А.Масхадов отличался от А.Кадырова? Или тот же Дудаев от А.Кадырова? Конечно, отличия были. Но они не носили классового, системного… я бы сказал, антагонистического и рокового характера.

Оппозиционная интеллигенция не может не только выдвинуть своего героя, но даже создать портрет оного. Ведь и для создания портрета нужны ценности. Не будет без них никакого позитивного образа вообще. А уж тем более образа, контрастного по отношению к отрицательным персонажам.

Оппозиционная интеллигенция потеряла любовь. Осталась ненависть. А ненависть ужасно легко превращается во влечение. Что мы и наблюдаем. По сути, это наш доморощенный вариант «Носорогов» Ионеско. Латынина, Пионтковский, Мильштейн — они не борются с теми, кого они назвали гадами. Потому что нет у них своего Георгия Победоносца. А значит, и ценностей своих по существу нет (скажи мне, кто твой герой, и я скажу, каковы твои настоящие ценности). Честно говоря, героями уже и не пахнет. Есть только гады. А тогда и настоящего отстранения от гадов нет. Есть их очень смачное, чувственное описание.

Которое элементарно превращается во влечение а ля «Носороги»! То есть в тяготение к аду и злу. Что и есть фундаментальное свойство карнавальной политической культуры, изобретенной «кшатриями» КГБ для восстания против «красных брахманов» и ставшей основой бытия в новой России, превращенной за счет этого в клоаку, свалку, зооциум.

Те, кто должен из этого выводить, заняты усугублением содеянного. Они не раскаиваются. Они вновь — в следующем своем поколении — организуют очередной виток нисхождения, инволюции, регресса. Организуют новую фазу того же бесстыдного карнавала.

Если бы они как-то очеловечивали предметы своего обсуждения, своей беспощадной критики — это было бы уже хоть что-то. Если бы они хотя бы косвенно — через предельную критику, соединяемую со своим (!) языком, — предъявляли иные высокие альтернативы, то критика (даже ложная или избыточная) могла бы стать носителем какого-то выхода. Но тут ни о каком выходе говорить не приходится. Критики чужого зоологизма на зоологическом же уровне клеймят тех, кого наделили зоологическими свойствами. И, делая это, утверждают всеобщую зоологию.