Читать «Отгадай или умри» онлайн - страница 30
Григорий Симанович
Фогель вновь позволил себе улыбнуться, но тотчас посерьезнел. Как спасительный сигнал доселе молчавшей рации, пришло имя…
Стоп! Юра Проничкин. Если он исследовал и нашел следы взлома, пусть едва заметные, он может свидетельствовать, он может оформить в письменном виде результат своей экспертизы. Специалистам, работающим у Мудрика, не составит труда разобраться в тексте экспертизы, оформленной этим Юриным «китайским» языком. Потом они смогут перепроверить, удостовериться. Я передам им жесткий диск, я им все передам.
Фогель включил телефон, набрал Проничкина. Никто не ответил. Ах да, рабочий день! Есть служебный. Юру подозвали быстро.
– Ты можешь изложить на бумаге, что ты там у меня обнаружил? – деловито спросил Фогель.
Пауза. Проничкин явно в замешательстве.
– Знаете, Ефим Романович, что-то мне соваться в это дело неохота, вы меня поймите.
– Никто тебя не просит соваться. Ты сделаешь это для меня, анонимно. Никому ни слова. Я тебе заплачу хорошо. Давай, Юрочка, соглашайся, выручай, дорогой. Надо сегодня же.
– Во-первых, сегодня не смогу. Только завтра к вечеру. И к вам не пойду. Стремно. Да и некогда. Тащите жесткий диск. Ах, ну да, извлечь не сможете. Тащите весь процессор. Часам к семи. – Проничкин продиктовал точный адрес.
«Близко. Но выходить из дома? А что делать? Все равно, рано или поздно… Не Юльку же посылать. Нельзя впадать в паранойю, нельзя. Надо действовать, и все образуется. Я ни в чем не виноват, я тихий человек. Незаметно оформим документы и уедем… в Израиль, в Германию, в Прагу, наконец, к Сашке. Или спрячемся в каком-нибудь Урюпинске, затаимся, как делали при Сталине, спасаясь от репрессий. Какие-то деньги есть, что-то продадим, проживем. Что нам осталось, в конце концов? Только Юльку жалко».
При этом вспомнились последние две строки знаменитого 66-го шекспировского сонета в переводе Пастернака: «Измучась всем, не стал бы жить и дня, да другу трудно будет без меня». Фима сдержал слезы, честно отметив про себя, что это слезы жалости скорее к самому себе, чем к любимой спутнице жизни. Какая все-таки шкурная сволочь человек! Хотя, если вдуматься, почти над всеми властен биологический закон, в просторечии именуемый эгоизмом, и даже смерть самого любимого человека издревле исторгает вопль «на кого ты
Он успокоился, позвал Юльку, все рассказал. План показался ей разумным. Точнее, часть плана. Как передать экспертизу по адресу, оба понятия не имели, но это потом…
В начале седьмого Фогель повыдергивал из процессора соединительные провода, засунул ценный металлический ящик в полосатую синтетическую сумку, приобретенную за гроши в одной из давних семейных поездок на отдых в Турцию, надел мышиного цвета старенький утепленный плащ, чтобы не выделяться в толпе, и уже собрался выходить, но позвонили. Проничкин был телеграфно краток и непривычно деловит: «Это Юра. Задерживаюсь на работе. Приходите к девяти. До свиданья». Он даже не дал вставить слова, положил трубку. Фогелю что-то резануло слух, но он отнес это на счет обострившейся мнительности. Раздосадованный проволочкой (он терпеть не мог срывавшихся встреч, перенесенных дел, нарушенных сроков и обещаний), Фима скинул плащ и уселся листать «Энциклопедию мировых катаклизмов», с горечью отмечая про себя, что новые знания уже не будут иметь для него прикладного значения и материального выражения.