Читать «Отгадай или умри» онлайн

Григорий Симанович

Отгадай или умри

Часть первая

Кто подставил Фиму Фогеля?

Глава 1

Девять по горизонтали

Фима Фогель подполз к юбилею.

Жил-жил – и на тебе: шестьдесят лет. С наивностью провинциальной тетушки из довлатовского рассказа он обнаружил свои годы, как Неву в Ленинграде, и сильно изумился: «Что вдруг?»

Получив в Московском педагогическом образование филолога, Фима Фогель не пошел в школьные учителя. Отец, Роман Давидович, фронтовик, член партии, но скрытый антикоммунист, редактор издательства «Недра», давно умер. Он не дождался возможности уехать в Америку, о которой говорил дома полушепотом как о светлой мечте всей его несчастной жизни. Мама, Ева Карловна, была женщиной светлого ума и стоической покорности судьбе, просидела всю жизнь на нищенской зарплате в литчасти известного московского театра, читала бездарный графоманский самотек и парадоксальным образом сохраняла любовь к своей работе.

Голос предков, в числе которых были не только осторожные, не сильно преуспевшие в карьере евреи, но и рачительный белорус-крестьянин по дедушкиной линии и даже затесавшийся невесть как поволжский немец по линии маминого дяди, – голос этот нашептал юному выпускнику пединститута, что:

семьдесят пять рублей в месяц – не те деньги, на которые он соорудит сытую советскую семью;

семьдесят пять рублей в месяц – издевательски мало за те суровые испытания, которые уготованы ему лоботрясами-учениками в их неистребимом желании говорить и писать как угодно, только не по правилам русского языка;

семьдесят пять рублей – не хватит на книги, а без них он себе жизни не представлял, отдавая последние жалкие гроши на столичной толкучке у памятника первопечатнику Ивану Федорову.

Фима накрапал в комсомольскую газету заметку о молодой парикмахерше, передовике социалистического соревнования, ударнице коммунистического труда. Это принесло двойную радость. Газета предложила полставки корреспондента, а участница соревнования отблагодарила автора на узкой койке окраинного московского общежития. Благодарила столь ретиво, будто лидировала в беге с барьерами, отделяющими их обоих от лазурного коммунистического завтра.

Фима осознал перспективы вдохновенного журналистского труда. Не прошло и полугода, как ставка сделалась полной. Гонорары бодрили. Герои очерков и интервью становились рангом повыше, а героини все чаще привечали юного черноглазого брюнета с орлиным, как им казалось, носом.

Нос был скорее еврейский. Но еврей был орел.

Еще через год Фима уже покинул свою журналистскую колыбель и переместился в отдел информации солидной газеты.

Он писал в разных жанрах, легко и доходчиво. У него не было проблем, кроме одной: Фиму мучила совесть.

Он не мог время от времени не ввинтить в текст какую-нибудь актуальную цитату из постановления съезда или речи Брежнева: это подразумевалось самим статусом газеты. Если этого не делал он, помогали старшие товарищи с верхних этажей. На одном из этапов редактуры Фиме впендюривали в текст какую-нибудь тоскливую «закавыченность» из очередной актуальной речи партийного или комсомольского мудреца. Поди возрази…