Читать «Ангел супружества» онлайн - страница 73

За словом слово, вот уже Мертвец так близко, ближе… вдруг Во мне живой явился дух И прилетел к моей душе. И две души, сплетясь, мгновенно К высотам мысли воспарили И суть узрели; ощутили В себе глубинный пульс Вселенной, И звуки музыки бессмертной, И бег Часов, и тяжкий Шаг Рока и Смерти… Но иссяк Уже мой транс, сомненьем прерван. О, речь неловкая. Увы, Ни перстные слова, ни память Не в силах до конца представить То, чем я стал, то, чем я был. Закат. Между холмов на воле Коровы белые лежат, И вязы черные стоят, Ветвями обнимая поле.

Он долго думал, как ему изменить строку, где говорится о сплетении душ. В первом издании она выглядела иначе:

Дух мой, с его душой сплетясь, К высотам мысли воспарил…

Он исправил ее. Ему показалось, что первое прочтение может быть неверно истолковано.

Он верил, что во время транса его душа на самом деле покидает тело и, воспаряя, возносится к Великой душе и что они с Артуром составляют, возможно, часть ее. Они установили причину, по которой Дантов «Ад» впечатляет читателя гораздо сильнее, чем «Рай»: он был создан из слов, неизбежно более чувствительных, — в них присутствовало дыхание, язык, зубы поэта, его рука, «теплый писарь», что оставляет на бумаге чернильный след. Он надеялся, что Артур наслаждается блаженством не меньшим, чем Беатриче в Дантовом раю. Артур говорил ему устами поэмы:

Едва ль постичь тебе дано Мое блаженство. Знай, оно — Цель бытия, итог всего.

Но поэма тут же подвергала сомнению его упования:

Мертвец ли говорит те речи, Тем утишая скорбь мою? Или душа тоску свою Игрой воображенья лечит?

Но не Беатриче — наказанные любовники Паоло и Франческа, их сплетшиеся в адском огне души уже сотни лет вызывают у читателя безмерную жалость и острое чувствительное наслаждение.

Его поэма жила благодаря образам безмятежно дремлющих белых коров, поля в темных объятиях вязов. Как хороша эта фраза — «перстные слова», она передает всю косность и неподатливость человеческого языка. Ладное, выразительное слово «персть» — оно наводит на размышления. На мысли о «сем теле смерти», о глине, о тлении. В одном слове ужились искусство и разложение. «Мы живы не умом единым», — убеждал он себя в минуты сомнения, под умом подразумевая электрические сокращения материального мозга. В другом стихе, однако, он решительно нарисовал руки Горшечника, вылепившего сущее:

И я увидел суть вещей, То, что постичь не в силах мы. И в мир простерлися из тьмы Руки, что лепят нас, людей.

«Лепят», «прах». Бог оживляет глину, Бог или еще что-то вновь обращает ее в прах: