Читать «Дорога на простор» онлайн - страница 169

Вадим Сафонов

По царским палатам покатилася.Ермак в беде сидит, бедой крутит,А думчие боярушки испугалися,Из царских палатушек разбежалися…

Вот идет на разбойника Ермака царская рать. И он, племянник Муромца, говорит ей слово, небывалое в древнем былинном эпосе, слово народного вождя – не разбойничье:

Гой вы еси, солдаты хорошие, слуги царя верные!Почто с нами деретесь, корысть ли от нас получите?

Вслушаемся в это. И мы поймем, что своего видит народ в Ермаке – могучего сына и заступника, одного из тех немногих, в ком как бы воплощена сила и правда народная.

Но иным, особым был путь Ермака от пути Разина и Пугачева. И об этом не забывает народ-песнетворец, даже скрещивая, даже переплетая их судьбы. Что же это за путь? Подвиг во славу всей родной земли: так отвечает народ. И богатыря-строителя Русской земли чтит в Ермаке.

Не походом завоевателя-колонизатора, но делом доблести и поисками правды народной считает он "взятие Сибири". Вот почему все события этого "взятия" стали песнями и как живые донесены до нас такие подробности, о которых молчат летописи.

И прижизненная, и посмертная судьба Ермака необычайны.

Совершенное им уже современникам казалось чудесным.

Он стал мифом к половине XVII столетия, всего через пятьдесят лет после своей смерти.

Разителен контраст между непоколебимой, уверенной, повсеместной (не только в Ермаковых местах, не только на Урале и в Сибири) народной памятью о Ермаке, славой его и необычайной скудостью письменных, книжных, вошедших в историю сведений о нем.

По страницам гимназических учебников Ермак проходил тих и светел, и от лат его распространялось сияние. Он никогда не ел скоромного, проводил время в молитвах вместе с добродетельными своими казаками и благочестивые видения являлись ему еще чаще, чем орлеанской девственнице под старым каштаном в Домреми.

– Русский Кортес! Русский Пизарро! – восклицали ура-патриотические книжки.

Впрочем, в других книжках Ермак изображался простым приказчиком, покрученником Строгановых: свистнули хозяева – бросил разбой на Волге, хоть и понаторел на нем, и послушно явился; мигнули – вот он пошел взял Сибирь.

Как некогда в Греции семь городов спорили о рождении Гомера, подобно этому много мест могут оспаривать право называться родиной Ермака.

Он – коренной донской казак, из понизовых. Он – уралец. Он – волгарь. Он – выходец из Сольвычегодска, из устюжских или даже из Суздальских краев.

На Дону он, видимо, во всяком случае был. Несомненна "гульба" по Волге. Есть известия о службе Ермака в войсках Грозного, на ливонской войне.

Сохранилось описание наружности Ермака.

Но вот имя "Ермак" – откуда оно, что обозначает? Сколько изощреннейших языковедов трудилось в поте лица, осмысляя непонятное имя! И народ тоже давно уже не понимает его: вот почему оно всячески видоизменяется в позднейших песнях.

Ермак – это Ермил, Ермолай, Еремей или даже Герман! Но не Ермил, не Ермолай, не Еремей и не Герман, а именно странное, нехристианское имя "Ермак" стояло в самом первом по времени и притом церковном известии – поминальном синодике, который составил в 1621 (или 1622) году, по свежей еще памяти, Киприан, ученый архиепископ сибирский, бывший архимандрит Новгородского Хутынского монастыря. Он-то знал, конечно, на зубок православные святцы и тоже, верно, поломал голову над языческим Ермаком, прежде чем поставил его в своем синодике!