Читать «Том 14. Произведения 1903-1910 гг» онлайн - страница 306

Если в «Казаках» центральное место занимает Оленин, чуткий, честный, ищущий молодой человек из дворян в начале своего жизненного пути, а окружающая его жизнь в кавказской станице притягивает и восхищает, но остается все же неразгаданной загадкой, то в «Хаджи-Мурате» соотношение меняется. То, что раньше оставалось чуждым и далеким, раскрывается во всей своей красоте и силе, внутренней значительности и серьезности. А то, что было центральным, поблекло и ушло на периферию повествования. И Полторацкий, и Бутлер — молодые люди, приехавшие на Кавказ, чтобы освежиться после душных петербургских гостиных в поисках экзотики и военной романтики, — увидены жестким взглядом позднего Толстого.

Главное и самое близкое автору лицо в повести — Хаджи-Мурат. Его судьба, его позиция важны и дороги Толстому, восприняты им с огромной личной заинтересованностью. «…Хаджи-Мурат — мое личное увлечение», — говорил Толстой. Появление этого героя в последней толстовской повести и неожиданно, и закономерно.

Герой-дворянин был испытан в разных ситуациях: Иван Ильич — в тоске и мучениях заурядного, обезличенного и эгоистического существования, князь Касатский — в соблазнах «большого света», в гордыне святости, отречения от мира и, наконец, в истинном смирении, князь Нехлюдов — в раскаянии и старании исправить, искупить сословные грехи, «воскреснуть». Возвращаться к этому Толстой уже не мог — жизнь требовала, он чувствовал это, чего-то иного. Русская литература тех лет — Чехов, Гаршин, Л. Андреев — с сочувствием рисовала фигуру интеллигента, человека просвещенного и гуманного, радеющего об общем благе или мятущегося, раздвоенного. Но Толстой был критически настроен по отношению к интеллигентам, которые, как он говорил, «не сознают греховности своего положения. Теперь 99 из 100 интеллигентов произошли из народа и сидят на его шее, пишут «Вехи», изрекают слова, рассуждают». Когда же А. А. Стахович заметил: «Вы сами — интеллигент», Толстой полушутя, но твердо возражал: «Нет, я был офицером и орфографии не знаю. Я рад, что не интеллигент. Нет». Гораздо разумнее и нравственнее представляется Толстому жизнь мужика, главное содержание которой — труд, «дающий возможность жизни себе и даже помощи другим» (т. 38, с. 155). Но и патриархальный русский крестьянин лишь в ограниченной мере мог удовлетворить творческую потребность Толстого — художника в сложном и ярком характере.

Хаджи-Мурат — этот «красивый и цельный тип настоящего горца» (т. 35, с. 409) — стал убедительной антитезой и рефлектирующему интеллигенту и кроткому непротивленцу. Наделенный незаурядными способностями и волей, он обладал своеобразной гармонией натуры. Хаджи-Муратом еще не потеряны связи с природой, с народной культурой, и «дикость» его, его наивность и страстность противостоят безжизненной и циничной «цивилизованности», которую так ненавидел Толстой.