Читать «Самый красивый конь» онлайн - страница 7

— Здрасте, отвезите меня вот по этому адресу.

— Есть! — сказал водитель и начал выруливать со стоянки. — Собака, что ли? — спросил он, когда они понеслись по улице.

— Где? — спросил Панама.

— Да вот лечить-то?

— Кого? Шофер как-то странно на него посмотрел.

— Я говорю, зачем в институт-то едешь?

— В какой?

— Да ты хоть знаешь, куда едешь?

— Там написано, — глядя прямо перед собой, ответил Панама.

— Там написано: „Ветеринарный институт“, вот я и спрашиваю, собака, что ли, заболела?

— Нет, — ответил Панама, — я с письмом…

— А, — сказал шофер, — другое дело… А то я раза три доктора по адресам возил. Смехота! То у щенков зубки режутся, то кошка окотиться не может. Как сбесились все. А один едет, чуть не плачет — рыбки заболели! А рыбки-то эти гроша ломаного не стоят, и на сковородку-то не положишь. Панаме почему-то стало очень скверно. И неожиданно для себя он сказал:

— У меня тоже рыбки есть! — Хотя никаких рыбок у него не было.

— Ты — пацан, ты — другое дело. А тут взрослый дядька в игрушки играется!.

— Все лучше, чем водку пить! — сказал Панама и сам себе удивился.

— Это точно, конечно… — сказал шофер и замолчал. Панама был рад, когда они доехали. Он выскочил из машины, бодро толкнул дверь института, но сердце у него бешено колотилось. В большом вестибюле, за никелированным забором стояла толстая тетка с громадной кобурой на боку.

— Тетя, извините, пожалуйста, могу я видеть Петра Григорьевича Николаева?

— Пропуск заказан? — рявкнула тетка.

— Нет, тетя, я с письмом, — сказал Панама самым вежливым голосом, на который был способен.

— Звони по телефону! Панама набрал номер, написанный в бумажке.

— Можно попросить Петра Григорьевича, извините, пожалуйста…

— Его нет! — И трубка загудела. Панама опять набрал номер.

— А где Петр Григорьевич? Извините, пожалуйста.

— На конференции! — И трубка загудела.

— Тетя, — сказал Панама, — у меня важное дело. Можно, я отнесу письмо?

— Оставляй на охране. Пойдет домой, я передам.

— Борис Степанович велел в собственные руки. Тетя, это очень важно! Можно, я пройду? Я вам портфель в залог оставлю.

— Да на что мне твой портфель с двойками! Сказано: без пропуска не пущу. Так что уходи отсюда! Пошел Панама на улицу, получил по спине вертящейся дверью, сел на скамейку. Думает. „Никчемный, — думает, — я человек. Борис Степанович с таким лицом белым из класса в учительскую носился, а я его письмо отдать не могу… Панама я, панама!“ А в горле уже ком стоит. Вдруг машина подъезжает. Странная какая-то. Пузатая. Автобус не автобус, бочка не бочка… Шофер с бумажками в руках выскочил, в институт побежал. Потом из фургона дядька в ватнике вышел и тоже в институт пошел, дверь не закрыл. Панаму как кипятком окатило. Встал он, носом пошмыгал и медленно к фургону двинулся. А кровь в ушах — бух-бух-бух… Медленно поднялся в машину и дверь за собой захлопнул. Темно в машине и пахнет, как в цирке. И чувствует Панама: кто-то дышит. „А вдруг тут тигры!“ Он чуть не взвизгнул со страху. Всей спиной прижался к железной двери, ему захотелось вдавиться в нее, стать маленьким, незаметным. И тут он услышал, как впереди за перегородками что-то затопало и раздалось тонкое, заливистое ржание. „Кони! Коней везут!“ Панама пришел в себя и только тут почувствовал, как намокла у него от пота рубаха. Он сунул руку в темноту, и пальцы его нащупали теплую конскую шкуру. Потом он почувствовал, как в ладонь его стали тыкаться шелковые лошадиные губы… Машина дернулась, поехала. Стала. Открылась дверь, и в ослепительном свете хриплый голос сказал: