Читать «Самый красивый конь» онлайн

Борис Алмазов

Самый красивый конь

Глава первая. ПАНАМА — ПОТОМУ ЧТО ШЛЯПА

Он действительно был немножко шляпой. Начнет в футбол играть, ударит по мячу — мяч в окне, ботинок в воротах. Пойдет рыбу ловить, насадит червяка, махнет удилищем — червяк за шиворот, а крючок вместе с удочкой и большим клоком штанов далеко в реке плавает. Все ребята, конечно, кричат:

— Шляпа, лопух! Он поэтому и в пионерские лагеря ездить не любил. Нынче вот в городе проболтался все лето. Ходил на пришкольный участок, сорняки полоть. Сорняки оставил, а какие-то полезные корешки повыдергал. Все опять шумят:

— Пономарев — дурак! «Пономарь» — лопух! — А один говорит: — «Панама»! Так и превратился он из Пономарева в «Панаму». Теперь пошло: «Панама, Панама»… Он уже привык, откликаться начал. Панама так Панама, у других еще похуже прозвища. И еще у него была беда. Постоянно Пономарев опаздывал в школу. Выходил-то из дому вовремя, просыпался рано, в шесть часов, когда отец вставал гимнастику делать. А на улице обязательно что-нибудь происходило. То в трамвае мотор перегорел: дым валит, вожатый бегает, пожарные прикатили. Хоть Панама и не досмотрел, чем там дело кончилось, а все-таки в школу опоздал. То увидел, как над городом журавли летят в теплые страны, — в люк свалился, в открытый. Еще хорошо, не сломал себе ничего. Зато потом пришлось весь день отмываться. Все-таки канализация. Вот и сегодня тоже. Панама за полчаса до уроков из дома вышел, а школа-то вот она, рядом. Подумал Панама, что еще рано, решил квартал кругом обойти. Один дом прошел, второй, завернул за угол. А за углом, около закрытого ларька утильсырья, лошадь стоит, извозчик — седенький старичок — на огромной платформе сидит, газету читает. Ну Панама и прилип. Он обошел лошадь вокруг. Лошадь была мохнатая, словно плюшевая, на лоб свисала залихватская челка, и вообще вид был у нее какой-то хулиганский: нижняя губа оттопырена, задняя нога полусогнута — только сигареты и гитары не хватало, а то прямо хиппи из подворотни. А под копытами были белые мохнатые метелочки, и из-за этих метелочек лошадь казалась какой-то беззащитной. Тем более, была она вся перевязана ремнями и веревками, на шее болталась какая-то штука, вроде как солдаты шинели скатывают, а на копытах были железные подставки с шипами.

— Дядя, а что это у нее на ногах? — спросил Панама и добавил: Извините, пожалуйста. — Вечно он эти слова забывал вовремя сказать. Старичок посмотрел на него сверху и сказал в пространство:

— Дожились, дите живой лошади не видало! Цивилизация называется! Это подковы, заместо ботинок, значит. Чтобы пятки не стоптать.

— У!.. — сказал Панама. — Большое спасибо. Он еще походил вокруг лошади, а старик смотрел на него печально, поверх очков.

— Ну что? Нравится?

— Да! Очень! — ответил Пономарев. — Такая вся красивая, и пахнет хорошо.

— Эх! Не видал ты, парень, красивых-то коней. — Старик сложил газету. Вот у моего отца тройка была! Кони-птицы, одно слово. Я, слышь-ко, родом из ямщиков, на тракте жил. Ямщикам-то еще от Петра Первого был такой закон положен, чтобы ни подати, ни в солдаты не брать, но зато должен каждый ямщик содержать почтовых лошадей. За это шла ямщикам и земля под покосы, и что проезжий пожалует на чаек, тоже его. А что кони были — звери, одно слово! Из ворот как подадут, дак, кажись, стенку поставь каменную — прошибут. Коренником — это который в средине — рысак орловский был, дак его, бывало, в оглобли два мужика заводят. Мотнет головой — они на вожжах, как тряпки, болтаются.