Читать «Разговоры запросто» онлайн - страница 241

Аластор. Но есть такие тени, что веслом двинуть не умеют.

Харон. У меня ни для кого поблажек нет — пусть гребут и монархи и кардиналы, каждый в свой черед, наравне с простолюдинами и бедняками. А умеют или не умеют — мне все равно.

Аластор. Помогай тебе Меркурий счастливо приобрести трирему, а я тебя дольше задерживать не хочу. Пойду с радостною вестью к Орку. Но погоди, погоди, Харон!

Харон. Что такое?

Аластор. Возвращайся скорее, чтобы тебя не захлестнула толпа.

Харон. Да ты и так застанешь больше двухсот тысяч на берегу, не считая тех, которые плавают в болоте. Но я потороплюсь, как только сумею. А ты скажи им, что я скоро буду.

Синод грамматиков

Альбин. Бертульф. Кантел. Дифил. Евмений. Фабулл. Гадитан

Альбин. Есть ли среди нас знаток арифметики?

Бертульф. А на что он нам нужен?

Альбин. Он сосчитал бы точно, сколько сошлось грамматиков.

Бертульф. Ну, это нам и собственные пальцы скажут, безо всяких счетных камешков. Тебя кладу на большой палец, себя — на указательный, Кантела — на средний, Дифила — на безымянный, Евмения — на мизинец. Теперь перехожу к левой руке. Здесь на большой кладу Фабулла, на указательный — Гадитана. Если не ошибаюсь, нас семеро. Но к чему это знать?

Альбин. Я слыхал, что как раз такое число участников сообщает собранию законную силу.

Бертульф. О каком собрании ты толкуешь?

Альбин. Есть один важный вопрос, который давно и сильно меня тревожит; и не только меня, но и многих весьма ученых людей. Я его вам предложу, чтобы суждением нашего синода он был разрешен раз и навсегда.

Кантел. Что-то должно быть необычайное, Альбин, если ты этого не знаешь и если проницательнейшая твоя душа мучится так долго и так сильно. Поэтому мы и сами очень хотим услышать, в чем дело. Я говорю один, но от имени всех.

Альбин. Итак, все насторожите и уши, и души. Много глаз зорче одного. Есть ли меж вами хоть один, кто бы взялся нам объяснить, что означает слово «антикомарита»?

Бертульф. Нет ничего проще! Это порода свеклы, которую древние называли «водяной», с искривленным, узловатым корневищем, удивительно невкусная, а запаха такого мерзкого, что и с анагирисом может потягаться.

Кантел. Водяная свекла! Скажи лучше: «свекольная моча»! Кто и когда слыхал или читал такое название — «водяная свекла»?!

Бертульф. Об этом с полной определенностью сообщает Маммотрект (название это постоянно искажают, правильно он зовется Маммотрепт — как бы «Бабкин Выкормыш»).

Альбин. Что за название такое?

Бертульф. Оно дает понять, что в книге не найдешь ничего, кроме забав да утех: ведь «маммы» (по-гречески — бабки) всегда балуют внуков больше, чем матери — детей.

Альбин. Да, в самом деле потешное сочинение. Недавно я натолкнулся на эту книгу и чуть было со смеху не лопнул.

Кантел. Где ж ты ее нашел? Это такая редкость!…

Бертульф. Как-то в Брюгге аббат святого Бавона, по имени Ливии, повел меня после завтрака к себе в библиотеку, которую он собирал, не щадя затрат: он человек старый и хочет оставить по себе добрую память. Собрание замечательное! Все книги переписаны от руки, все на пергамене, нет ни одной, которая бы не была украшена разными рисунками и не переплетена в шелк и золото. Даже сам размер книг и их тяжесть заключали в себе какое-то величие.