Читать «Бьётся сердце» онлайн - страница 61

Был он человеком поистине государственного ума — такое о Семёне я бы смело сказал. Пусть и необразованный и незнаком со всеми тонкостями большой политики, а большевизм всем своим существом понимал. Да что там… Я со своим семинарским образованием, с партийным опытом, а от него много почерпнул, многому научился.

Лишь однажды мы с ним крупно не сошлись. Такая история вышла. Старый Байбас привёл ко мне своего младшего — смышлёный парнишка, на моего Сашку чем-то похож, такой же нос картошкой. Очень мне понравился. Ладно, говорю, пусть учится. Хотя знаю — Байбаса к беднякам никак не причислишь. А вечером влетает ко мне Кымов — когда только успел прослышать, — лица на нём нет, глаза горят бешено. Ужинали мы как раз. Он ни «здравствуйте», ни к Сашке, как обычно, а с налёта кулаком по столу, так что жирник замигал: «Ты мне, Левин, только одно слово скажи — коммунист ты?» — «Коммунист», — отвечаю. «Врёшь! Лизоблюд ты! С богачами спелся».

Тут и я взорвался от таких слов — душа терпит, да меру знает.

«Я спелся? — кричу. — А ты знаешь, кто моего отца с матерью изничтожил? Знаешь, сколько ран на мне самом?»

Однако тут же спохватился, понял трезвой головой, что этаким манером мы далеко с ним зайти можем. Он ведь дипломатии ни в чём не признавал, ломил напролом. Ладно, думаю, пусть из нас двоих я буду умней. Сдержал гнев, пытаюсь спокойно ему объяснять. Про то, что дети за родителей не ответчики, что нам никого из молодёжи не следует отдавать в руки каких-то иных воспитателей… Постоял, послушал он, набычившись. Потом надвинул свою коммунарку на лоб, уже на пороге обернулся — скулы у него алеют болезненным румянцем: «Вот попомни, Левин. Пока я сижу председателем Совета, ни одно байское порождение учиться на средства Советской власти не будет! Я тебе это официально говорю. И старика Байбаса об этом предупредил». Видимо, предупредил он старика серьёзно — сын Байбаса в классе так и не появился. Жалко было мальчонку…

Белым пеплом подёрнулись угли в печи, синие языки изредка пробегали по ним.

— Этого Байбасова сына… Федоркой звали? — спросила Майя.

— Да, именно… — очнулся Левин. — Фёдор Стручков. Он всё-таки учился потом, в колхозе бригадиром работал. Ушёл на фронт, под Ленинградом погиб.

— Так что же он… Кымов-то ваш! — увлечённая рассказом, Саргылана уже забыла прислушиваться к улице. — Диктатор какой!

— Диктатор? — усмехнулся старик. — Тогда, Саргылана Тарасовна, и слова-то такого, как мне представляется, не знали. «Диктатура» — это было. Диктатура пролетариата… Ею-то мой Кымов как раз и руководствовался. А «диктаторами» в те времена у нас в Сосновке знаете кого звали? Только я домой заявлюсь на каникулы, как ко мне народ идёт письма диктовать — шутка ли, грамотный человек объявился! Отец, бывало, выглянет в окно: «Опять твоих диктаторов чёрт несёт!» За мой долгий век, дорогая Ланочка, не одно слово обличие изменило… Вам, как преподавателю русского языка, можно было бы на эту тему интереснейшую беседу придумать… «Богатей», думаете, всегда так и было ругательством? «Бедность», думаете, всегда одинаково понималась? Кстати, как вот вы лично понимаете слово «бедность»?