Читать «1921 год» онлайн - страница 29
Василий Витальевич Шульгин
Конечно, в сущности, меня окружают героические натуры… И это вовсе не в ироническом смысле…
Во-первых, все они — эти русские, стеснившиеся в этой мансарде, — это люди, до конца исполнившие свой долг… Больше, чем долг.
Говорят, что в секретном договоре России с союзниками была оговорка: в случае революции Россия слагает с себя обязательства продолжать войну…
Такой оговорки, кажется, не было, но, во всяком случае, эти люди не сложили с себя «обязательства»… Они продолжали борьбу с Германией за общее дело, несмотря на то, что их собственная страна погибала. На этом пути их ждали испытания и страдания, которых нельзя пересказать. И все же они боролись до самой последней минуты, пока была хоть тень надежды. Поэтому это люди — высшей марки, отбор благородного упрямства. Это люди своего слова.
Но это — «вообще». А в частности?..
В частности — вот «Женька», который сделал бесчисленное число походов и еле-еле ушел из рук Буденного, ушел последним из последнего боя, — спит, скорчившись, у печки… Вот «Вовка», его брат, кроме всего прочего только что сделавший крайне рискованную экспедицию в Совдепию «за други своя», чудом спасся из рук чрезвычайки… И опять поедет… Спит беспробудно… Михайлыч, нищий, как турецкий святой, валяется на полу, потеряв все на свете, кроме веры в Бога и в Россию… Спит comme un bien heurеux.
В соседней комнате «за шкафом» целый ассортимент… на полу «галлиполийский» полковник, приехавший на несколько дней подлить бодрости в «слюнявый» Константинополь, — перенес все, что можно перенести… рядом с ним — поручик «Коля», бедный мальчик, с обрубком ноги, перенесший больше, чем можно было перенести (ходил в атаку на костылях — не говоря о всем прочем)… и еще стремится еще что-то сделать… Вот юнкер — Volodе, мальчик 17 лет, уже четыре года воюет по «гражданским фронтам» — непрерывно… На диване — полковник, честно трудившийся при старом режиме, выброшенный из дела революцией, но твердо идущий стезею долга несмотря на то, что вся семья «там», в тяжелой, непрерывной опасности… На кровати, под пологом, две дамы… Одна — молоденькая женщина, муж которой в смертельной опасности работает и сейчас в потусторонней России… Да и сама она… «Расскажите, как вы голову разбили?»… «Очень просто. Везла конспиративное письмо в Москву. Большевики выбросили на ходу из вагона. Я немножко сумасшедшая и до сих пор. Но письмо доставила. Мало, что было!» Другая?.. Сделала Корниловский поход, пулеметчица, разведчица… Три тифа, воспаление легких… два плеврита… Молоденькая девушка… Спят обе… Эти будут спать дольше всех… До часу дня…
А остальные?.. Остальные будут вставать постепенно…
«Женька» будет варить чай, если есть чай и если раздобудется «примус». «Вовка» пойдет куда-нибудь пройтись… «по конспирации»… Или же будет помогать мне по «секретариату»… Михаил Ильич пойдет мистически танцевать. Это объяснится позже. Полковники «за шкафом», поручики, юнкера — ничего не будут делать… Будут ждать, пока проснутся дамы. За исключением одного, который сделает все хозяйство: помоет чашки, зажжет примус, даже вымоет пол… Затем проснутся дамы… На некоторое время попросят «очистить помещение»… А то и так: «прошу нечаянно не оборачиваться»… Затем пойдет обедать, кто может… Кто не может — не пойдет… Затем вернутся. Незаметно набежит вечер, тогда разведут спирт водой «в глубокомысленной пропорции», откупорят сардинки, пригласят из-за шкафа дядю Васю «со адъютантом», вытащат мандолину и гитару и будут петь и петь до самого утра…