Читать «1921 год» онлайн - страница 28
Василий Витальевич Шульгин
Это можно было поставить эпиграфом к нашей жизни.. Вот нелепая!..
* * *
Легкий стук в дверь… Я знаю, что ей нужно… Это хозяйка. Ей нужно воды… Дело в том, что для всей квартиры есть только один кран, и этот кран расположен у меня, около плиты…
Это естественно.
— Pardon, madеmoiselle… Je suis au lit…
— Ne vous derangеz pas, monsieur…
Она осторожно пробирается между Максимычем и Женькой… Они спят… Туалет у нее соответственный… Не определишь, какой она национальности… По-видимому, она думает, что мы думаем, что она француженка… Но мы думаем, что она испанская еврейка…
Сколько ей лет… Молоденькая — не старше 25… Что она делает?..
Да вот… Это, пожалуй, интересно…Вот она встала, пока все русские спят, и в соответственном туалете будет возиться «по хозяйству»… Натаскает воды тяжелыми банками от консервов, протискивая их между Сциллой и Харибдой, т.е. между храпящими Женькой и Михайлычем, — туда, в общую переднюю, в большой бак… Затем будет чистить и главным образом мыть, мыть полы, т.е. бороться по мере сил с ужасающей стихией, именуемой грязью… Так она будет возиться целое утро, нечесаная, немытая, с голыми ногами, распатлав свои матово-черные крепированные волосы… Порой она будет выскакивать на лестницу и кричать вниз на каком-то собачьем языке, переругиваясь с другими женщинами в других этажах.
Но к часу дня будет резкая перемена декорации… И тогда на скрипучую лестницу выйдет существо в мехах, в шляпе, gantеe , и не без косметики…
— Et bien, je sors, messieurs, dames…
Она пойдет в Union Francaise, где пообедает за сорок пиастров (обед из «пяти блюд») с полубутылкой вина. Затем…
Затем она пойдет на Grand’rue de Pera…
К ночи она будет возвращаться по могильно-черной лестнице, которая будет скрипеть вдвойне, ибо на этот раз она угрожает двум жизням…
В сущности она — n’аprofondissons pas… Но она никогда не пьяна, она аккуратно встает рано, она усердно делает свой mеnage и моет полы, пока русские спят, поет что-то непонятно металлическим голосом про amour и поплакивает над письмами, которые ей пишет изредка «mon fiancе» , который женился… И главное, она совершенно не «зачепает» всех этих поручиков, молодых капитанов и полковников, которые у нее живут… Она знает, что у них денег нет, et alors pourquoi? A quoi bon?. Проституция par amour ей не нужна… Она не развратна…
* * *
Быть может, поэтому «они» победили, а «мы» изменили… Вот они спят кругом, все русские, и не спит лишь в этой константинопольской мансарде — французско-испанско-иудейская demoiselle, которая работает, и «русский писатель» (еcrivain russe, как был ей рекомендован),
— «Лежать хочу, чтоб мыслить и страдать»… который «мыслит» лежа…
О чем же он «мыслит» и по какому случаю «страдает»?..
Тему для того и другого найти не трудно…
* * *
Я страдаю от следующей мысли: во всех этих спящих полковниках, капитанах, поручиках — плюс русские дамы и барышни и плюс «еcrivain russe» — вместе взятых, не найдется за весь день столько добродетели (entendons nausее — мещанской добродетели, из которой складывается la vie quotidienne ), сколько сидит в этой «перистой» demoiselle… по утрам…