Читать «Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия» онлайн - страница 231

Омар Хайям

* * *

Как могу я счастье встречи обрести, Если только воздух у меня в горсти? Взволновали сердце волны черных кос, И покой навеки их поток унес. О аллах, пред ними я лежу в пыли, Рад бы, но подняться не могу с земли. Снова я мечтаю на исходе дня, Чтоб закат окутал тьмою кос меня. Осушая кубок, думаю о том, Что меня споила призрачным випом. О Хосров, разрушен твой дворец надежд. Ухвати хотя бы край ее одежд!

* * *

Зачем скрываешь лик? Он виден все равно. Ведь если был бы скрыт, все умерли б давно. Я дервиш, я сношу презрение молвы. Как рубища, любви не утаить, увы. Не говори: «Зачем застыл в восторге он?» Твой лик увидев, кто же не будет восхищен? Ты орды взоров шлешь, и силы не равны. Семь поясов земных тобой разорены. Твоих измен не счесть. Чтоб обрести покой, Я сердцу говорю: изменчив нрав людской. Пусть не дал никому бессмертия аллах, Бессмертие даруй Хосрову хоть в стихах!

* * *

Отчего уста смеются, если плача не слыхала? Отчего взметнулись кудри, если сердце не вздыхало? Тело ты изрешетила. Извлекать не стану стрелы. Отчего пронзили душу, коль впивались жалом в тело? Смолкло сердце то, что сердцу прежде вторило созвучно. Отчего теперь чужие, если были неразлучны? Ты моя свеча желанья, хоть тебя не видит око. Отчего сожжен свечою, коль свеча моя далеко? Я во сне ищу губами лик, подобный сновиденью. Отчего же сны сметались, стали сумеречной тенью? Я, увы, невольник сердца, но не в тягость мне оковы. Отчего, как наважденье, ты находишь на Хосрова?

* * *

Настала ночь, и та свеча, из-за которой дни постылы, Зажглась и каждый уголок в печальном сердце осветила. И сонмы душ упали ниц, и при ее манящем свете Взывают жалобно: «Подай!» – как толпы нищих у мечети. Я плачу. Верно, потому, что должен року покориться. Увы, я – нищий, а она – жестокосердая царица. Ревную к зеркалу: оно в свои объятья заключает Ту, в чьем сияющем лице само, как в зеркале, сияет. Почтенный суфий, мой муршид, ей поклонился, как святыне, И каждый волосок взывал из власяницы к той богине. А я, перо макая в кровь, запечатлел стократно в слове Тот образ дивной красоты, поющий издавна в Хосрове.