Читать «Пороки и их поклонники» онлайн - страница 151

Придерживая картины, Архипов быстро перескочил через лестничку и остановился перед вполне современной железной рамкой, у которой стоял серьезный молодой милиционер.

– Федор Кузьмич ждет, – проинформировал милиционер. – Через рамочку, пожалуйста.

Архипов положил картины на широкий стол и прошел в рамку, которая немедленно истошно завопила.

– Ключи, телефон, кошелек, жевательная резинка есть?

– Как не быть, все есть.

– Девушка, а у вас?

В розовой Любаниной кофтенке карманов не было, а ключи у нее еще утром забрал Архипов.

– У меня ничего.

– Тогда проходите первой.

К Маше рамка отнеслась более благосклонно. Архипов вывалил поверх картин все из своих карманов, и на этот раз бдительный прибор допустил его внутрь.

– Если будете выносить картины из здания, не забудьте пропуск. Федор Кузьмич должен подписать. Знаете, как его найти?

– Знаем.

– Володя, – робко спросила Маша в богатом коридоре, застеленном ковром и освещенном невидимыми лампами, – а что здесь такое? Гохран?

– Почти.

Архипов решительно постучал в одну из высоких дверей, толкнул ее и вошел.

– Володя! Архипов! Ах ты, сукин сын!

Почему Архипов “сукин сын”, Маша так и не поняла – крепкий старик в белом халате и шапочке уже обнимал Архипова, и тряс его, и отстранял от себя, и рассматривал, как будто Архипов был ребенком, до неузнаваемости выросшим за лето на радость и гордость родителя.

– Здравствуйте, Федор Кузьмич!

– Вы посмотрите на него! Нет, вы только на него посмотрите! Вспомнил старика! А я думал, совсем пропал Володька! Думал, придет на похороны, я ему тогда дам!

– Федор Кузьмич!

– И с барышней! Барышня, вы кто такая будете?

Любовь или так, временное увлечение?

Архипов что-то пробормотал, и с изумлением и восторгом Маша увидела, как он покраснел – до глаз, до белых волос, и шея покраснела, и уши, как будто его за них драли.

– Как вас по имени-отчеству, барышня?

– Маша.

– Мария… как по батюшке, не расслышал?

Все он слышал, этот ехидный старик, и Маша моментально почувствовала себя дурой.

– Мария Викторовна Тюрина.

– Монахов Федор Кузьмич. Крестный отец, между прочим, кавалера вашего. Двух месяцев от роду крестился он у Николы на Курьих ножках. А я его на руках держал. Мыслимое ли дело?

Маша покрутила головой в знак того, что – нет, не мыслимое.

Двухмесячный Архипов, розовый, белый, со сморщенными нежными пятками, бессмысленными глазами, в кружевной крестильной рубахе, на руках у этого человека представился ей так живо, что теперь она покраснела и отвернулась.

– Да-с, – констатировал Федор Кузьмич, – дело плохо.

И все некоторое время помолчали.

– Марья Никитична о тебе осведомлялась, – сказал наконец старик, – а я что? Я только и знаю, что ты есть последний сукин сын и поганец! Не звонит, не пишет, говорю, сынок наш крестный.

– Я… не мог, Федор Кузьмич.

– А вот ждать, когда мы помрем, не надо, Володя! – резко ответил тот. – На похороны как раз можешь не являться, мы переживем. Мы к тому времени уже в райских чертогах с Петькой будем “Столичную” кушать, как всегда, с селедкой да с картошечкой, и над вами посмеиваться. А пока мы живы, ты про нас не забывай. Мы тебе не чужие.