Читать «Босой» онлайн - страница 240
Захария Станку
Не одумался Митикэ. Еле-еле уж языком ворочает. Голос слабый стал и глухой, словно из глубокой ямы…
– Так и не хочешь поесть, Митикэ?
– Не хочу…
– Помрешь ведь, слышь, Митикэ?
– Помру…
Он закрывает глаза. Ни с кем не хочет говорить. Вот уже три недели, как сын корчмаря не брал в рот ничего, кроме воды. А зима стоит суровая. Мороз лютый. В доме без окон и дверей ветер так и гуляет. Посвистом свищет.
Однажды утром Митикэ нашли мертвым. Сбылось его желание. Дождался, прости господи!..
– Что ж с Митикэ-то делать, господин писарь?
– Это с племянником-то моим? – Митикэ писарю племянником доводился. – А что делить? Хоронить…
На чердаке корчмы разыскали засыпанные пылью доски. Митикэ и их бы продал, кабы знал. Сколотили гроб и похоронили Митикэ.
Без всяких почестей.
Время движется. Медленно, с трудом, но движется. Нападало снегу. Намело здоровущие сугробы.
Немцы нащупали склады и амбары помещика из Сайеле, битком набитые зерном. Рудольф Бюргер распорядился:
– Завтра утром подать триста подвод для перевозки зерна на станцию!
Писарь составляет список. Дезертиры от работы освобождаются. Освобождаются и сельские богатеи, деньгами откупившиеся от мобилизации.
Вся работа легла на плечи женщин, чьи мужья где-то в Молдове сражаются с немцами.
Триста женщин, молодых лет и постарше, собравшись на главной улице села, дрожат в снегу возле своих волов.
Писарь проверяет, кто явился. Проверка закончена, и длинный, бесконечный караван трогается с места.
Сначала идет подъем в гору к имению Сайеле, волы с подводами пробиваются через заносы и сугробы. Женщины разгребают снег. Спотыкаются, валятся с ног. Вновь поднимаются. Плачут по-бабски, ругаются по-мужицки.
Лютует мороз. Потрескалась кожа на руках и губах. Налетит ветер, полоснет как бритвой по лицу, по обмотанным в тряпки ногам. А ты знай иди – вперед, вперед!
В корчме у Бучука пьют и веселятся писарь, примар и другие чиновники. Платит за них угодливый люд, освобожденный от трудовой повинности. Нашел сюда дорожку и Рудольф Бюргер – опрокинуть в глотку стаканчик-другой.
Весна. Скоро пасха. Ион заявляется домой с ошеломляющей новостью.
Первой он сообщает ее маме.
Чего только не бывало в нашем доме!
Нас одиннадцать детей – двое тятиных, от его первой жены; двое – Ион и Евангелина – мамины, от ее первого мужа. А все остальные, рождавшиеся один за другим, – общие. И все же, как только заходит речь о брате Георте или сестре Ляне – один уехал учиться, а другая живет через дорогу у Вертихвостки, – мама называет их «дети твоего тятьки», а когда разговор касается Иона и Евангелины, непременно напомнит – «мои дети».
Я спрашиваю:
– Мам, разве только они твои дети? А мы тогда чьи?
– А вы еще и тятькины.
Отец порой сердится – еще бы! А мама грозится: