Читать «Дети войны» онлайн - страница 121

Вскоре папа ушёл в армию. Часто писал. Мама нетерпеливо раскрывала почтовые треугольники, но никогда не читала письма вслух и при всех.

Уходила в комнату и почти всегда возвращалась заплаканная. Особенно, когда папа сообщил, что он в госпитале. Однажды вынула из письма и показала мне засушенный, маленький, не потерявший синего окраса цветок. Вот он, на моей ладошке, как будто это было вчера.

Папа вернётся домой в военной форме с погонами младшего лейтенанта только в начале осени победного года. Я приду из своего первого класса. И мы сразу побежим покупать мороженое… Но до этого ещё далеко.

Детский сад

Кажется это мне или на самом деле мы были спокойными и послушными. Не помню, чтобы кто-то из воспитателей кричал на нас или наказывал. Не помню, чтобы колотили друг друга ребята. Или обижали нас, девочек. И вдруг на фоне этой нормальной детской жизни произошла странная история. Именно со мной.

На обед дали тушёную капусту. Не любила её ужасно, знала — не смогу проглотить. Воспитательница уговаривала меня сначала негромко, мягко, потом построже. Почему-то сразу взволновались ребята, стали меня ругать, что-то неприятное говорить. После обеда — «мёртвый час», как тогда называли дневной сон, и нас отправили в спальню. Тесно друг к другу стояли деревянные кровати, похожие на нынешних для маленьких детей, но побольше, повыше и не с тонкими круглыми, а плоскими широковатыми рейками.

Только повесила на спинку кровати свою одежду, как один из мальчишек схватил мои чулки. Не успела отнять, как он кинул их другому, а тот третьему. Смотрю, как летают мои коричневые в рубчик чулочки, как мелькает светлая штопка на обеих пятках, но не могу вылезти и отнять их. Потому что стесняюсь. Мои ноги в ранках, в пятнах от йода и засохшего порошка стрептоцида. У меня — неправильный обмен веществ, по-нынешнему — аллергия. Мне очень обидно. Чтобы не заплакать, утыкаюсь лицом в подушку.

Почему-то я ни раз и без всякого повода вспоминала эту странную с горьким привкусом историю. И только сейчас, раздумывая о том времени, поняла ребят. Большинство из них из семей эвакуированных. Уезжали, а то и шли пешком, спасаясь от стремительного потока наступающих вражеских войск. Уходили ни с чем и ни в чём, со стариками и грудными детьми, с больными и здоровыми. И все прошли тяжелейшую пытку голодом. Горький, ещё не осмысленный опыт моих невольных обидчиков подсказал им, что я покусилась на главную ценность — еду. Прав Сократ: мы живём не для того, чтобы есть, но едим для того, чтобы жить. Но когда человек умирает от голода, еда становится для него главной ценностью. Такой же, как сама жизнь…

Я не припомню, какие у нас были игрушки, и были ли они вообще. Больше помнится, что мы часто репетировали танцы, разнообразные спортивные постановки, которые назывались «пирамида», разучивали стихи, рисовали огрызками красных карандашей кремлёвские звезды, а зелёными — танки. Особенно старательно готовились к Новому году. Последний «прогон» выступления уже в костюме снежинки — крепко накрахмаленном платье из марли, проходит дома. Я становлюсь на табурет: