Читать «Современное искусство» онлайн - страница 45

— Помнится, после его смерти вы подали на нее в суд.

— Бог ты мой! Тот процесс. Несколько лет назад о нем вышла книга, так вот все, что в ней рассказывается, — вранье, вранье от начала до конца. Вы включили эту свою машинку?

— Конечно.

— Хорошо. Я хочу, чтобы вы опубликовали все, что я скажу, дословно… Говорили, будто я то ли отдала картины, что отошли ко мне по нашей договоренности, то ли продала их за гроши. А суть в том, что я и половины тех картин, на которые имела право, не забрала: мне негде было их хранить. Договор у нас был вполне четкий: картины хранятся у них, ну а если им удастся одну-другую продать — отлично, в таком случае я выплачиваю им комиссионные. Мне и в голову не пришло закрепить наше соглашение письменно. Он не вор, безумец — это да, но, видит Бог, уж никак не уголовник. Не то, что она. Она наняла ушлых юристов.

— Все, что она говорила в суде, по-вашему, ложь?

— Ложь? Это еще слабо сказано, она разыграла для судейских настоящий спектакль. Явилась этакой водевильной вдовицей — платье из дерюги, заношенное пальто. Чулок и тех не надела. Господи, самой Эдит Хед ее лучше не обрядить. А тут я — костюмчик от Шанель, меховая шубка… Ловко придумано, ничего не скажешь. А ведь она к тому времени стала куда богаче меня… У нее миллионное состояние, да-да, у нее пачки замусоленных долларов под кроватью. Как бы там ни было, ее план сработал. Я проиграла. А потом у нее хватило наглости прислать мне его набросок, что вы на это скажете?

— Что вы с ним сделали?

— Продала, что ж еще? Этих денег хватило на дивного Энгра, правда, пришлось немного добавить.

— У вас есть еще его картины?

— Ни одной. Ничего нет. Я видеть их больше не могла, картин этих типов. Вставала посреди ночи, включала свет, смотрела — и меня пробирал страх. От них исходила угроза. И больше всего от его картин. Ведь он и впрямь был безумец. Он не прикидывался, а это, что ни говори, страшит. Искусство должно быть не безумным, а спасать нас от безумия. Вот к какому выводу я тогда пришла, а все давай сплетничать, что я тронулась умом. А потом в один прекрасный день дело и вовсе приняло серьезный оборот. Вам надо посмотреть на моего Ван Дейка, на моих Пуссенов. Я велю Мари-Франс провести вас по замку перед уходом. Никто не понимает, как дивно писал небо Ван Дейк.

— Вы ничего больше не хотите рассказать о Клее Мэддене?

— Я его толком не знала. И не хотела знать. От таких, как он, держишься подальше.

Однако в тот вечер после ухода Марка Дадли, вдруг разбередив ее, всплыло одно воспоминание, хотя о Клее Мэддене она уже много лет всерьез не думала. Вереницей сценок — так он виделся ей теперь: вот он напился, вот он на одном из ее приемов — то слова из него не вытянешь, то он с кем-то схлестнулся, что-то буркает, обливается потом, словом, персонаж из дурного фильма, не имеющий никакого отношения к тому, что он писал.

А сейчас ей припомнился один день в начале пятидесятых, он тогда приехал в город купить красок и сходить к своему — их у него перебывало видимо-невидимо — мозгоправу и забрел в ее галерею. Она была одна, накануне с треском уволился последний ее помощник, болтала по телефону — плакалась сестре на фортели своего любовника, когда он возник в дверях — в тесноватом твидовом пиджаке, в руках что-то вертит. Она повесила трубку, ждала, что он скажет, но он беспомощно смотрел на нее, лоб его собрался мелкими морщинами.