Читать «Современное искусство» онлайн - страница 42

Ивлин Тойнтон

— Побыстрее, — кричит Шостак, голос у него срывается, и огромная махина, прямо танк, громыхая, едет к ней. Палата сотрясается, и что-то страшное обрушивается ей на грудь, что-то такое тяжелое, что, того и гляди, переломает ребра. Она вскрикивает, во всяком случае, пытается вскрикнуть, спина ее изгибается дугой, жар обдает бедро, пах, стреляет в голову, боль такая, что она не может дышать. Жар спадает, нервные окончания распрямляются.

— Черт, — раздается чей-то голос над ее головой, а тем временем женщина напротив зовет на помощь.

Она вернулась в неприглядную страну живых.

12

На окраине старинной деревеньки над богатой виноградниками долиной Луары, среди раскинувшихся на тысячи акров садов и лесов, высится медового окраса Chateau Ste. Hilaire. В его каналах плещутся лебеди и утки, на террасе, выходящей на реку, в выветрившихся каменных вазах цветут розы. В 1569 году в одном из покоев замка родная мать отравила благочестивую принцессу, отряхнувшую от ног прах погрязшего в беспутстве двора. Здесь под защитой рвов и башен, в окружении Пуссенов, Энгров и гобеленов — они перешли к ней вкупе с замком, — встречает свое девяностолетие Рози Дрейфус, в 1957-м получившая гражданство Франции, в 1972-м удостоенная Ордена искусств и литературы.

Тридцать лет назад ее единственная дочь — на пресловутых вечеринках Рози она никогда не появлялась — покончила с собой в двадцать шесть лет; вскоре, хотя связь между этими событиями не вполне прослеживается, Рози Дрейфус продала свою коллекцию современного искусства и ретировалась в невозвратное прошлое. Покой — вот, чего я хочу, говорила она, хочу благости, устоев и здравомыслия Старых мастеров, однако поговаривали, что она просто-напросто струхнула.

Надвигалась старость, она наполовину оглохла, охромела, на три четверти ослепла, и ей хотелось бы нести горе по вечно прокрадывающейся в ее сны дочери и мудро, и величаво. Однако порой былые счеты, как она ни старается их забыть, напоминают о себе, и желчь вновь вскипает. Ехидное упоминание в присланной книге о ее постельных эскападах или галерее, неуважительное замечание о ее вкусе, перевранная фраза или завышенная цена — растравляют рану, и она вновь жаждет отмщения. Вот тут-то какой-нибудь журналист, которого она месяцами не пускала на порог, глядишь, и получает письмо, призывающее его предстать пред ее очи: она готова дать ему интервью.

Таким же манером в одно погожее июньское утро получает аудиенцию и Марк Дадли, и вот уже надменная французская секретарша проводит его по длинной, выложенной изразцами галерее, по резной красного дерева лестнице, а там и за двойные, старинной работы двери. В покое, где взгляд первым делом утыкается в гобелен во всю стену с пронзенным стрелами святым Себастианом, его ожидает Рози — она в ажитации, дышит часто-часто, шелковый тюрбан на ее усохшей головенке съехал набок.

Прямая, как палка, она восседает в коричневом кожаном кресле (со скамеечкой для ног и опускающим спинку рычагом сбоку), перенесенном не иначе как из американского предместья. Ее мертвенно-бледная кожа изборождена морщинами, их бесчисленные крестики складываются в абстрактный рисунок, вялый, мокрый рот цвета сырой печенки. Зато ее платье — произведение искусства: длинный лиловый кафтан расшит цветами, птицами и бабочками, рукава разлетаются, из них выглядывают — ни дать ни взять мумии зверьков — ее ручки.