Читать «Современное искусство» онлайн - страница 35

— А у нас, знаете ли, много общего, — сообщает он. — То есть, помимо того, что само собой разумеется. — Не в силах представить себе, что же — само собой разумеется — их объединяет, она без особого интереса ждет, что он еще скажет. — Мы лечимся у одного врача, великого Лангсбаума.

— Слишком вы молоды для артрита, — осаживает его Белла.

— Конечно же, я для артрита слишком молод, но артриту до этого нет дела. Как бы то ни было, Лангсбаум рассказал мне, что среди его пациентов есть и малые дети, и кое-кто из них к десяти уже стал калекой. Вот ужас-то, правда?

Она соглашается. Задается вопросом: делали ли ему вливания золота и помогли ли они ему в отличие от нее. Боль, даже пока они соболезнуют друг другу, пронзает бедра, отдает в плечо, ложку ко рту и то подносить не хочется — так это мучительно.

— Мне говорили, что вишни творят чудеса, но чтобы они помогли, надо съесть не меньше тонны, — говорит он.

Она кривится.

— Благодарствую, я отказалась от знахарских панацей, сыта ими по горло.

А вот от чего она не отказалась бы — это от болезни поэффектнее, такой, чтобы прикончила одним махом, а не мало-помалу. Завтра та девчушка с розоволепестковой кожей в не вяжущейся с ней косухе приступит к своим обязанностям, но Белла даже думать об этом себе не позволяет. А когда все же думает, ей видятся такие девчушки, одна за другой, целая армия девчушек, бесконечная вереница помощниц, вторгающихся в ее жизнь. Утром просыпаешься, они — тут как тут, у твоей постели, вечером — изволь слушать про их планы на будущее. Даже мысль, что ее станут высаживать на толчок, пугает ее меньше, чем эта перспектива.

— Поговорим о чем-нибудь более веселом, — предлагает она, когда официант вносит баранину на ребрышках, разговор, однако, переключается на катастрофы глобального масштаба: уничтожение дождевых лесов, парниковый эффект, распространение атомного оружия. Когда рассуждаешь о всеобщей гибели, сокрушаешься о судьбе планеты, а не о своей, это помогает отвлечься. Но мысль о девчушке никуда не уходит. После девчушки придет черед сиделок, медбратьев, толкающих инвалидное кресло: вот какое будущее надвигается, и боль в суставах — его предвестие.

После мусса из белого шоколада, увенчанного веточкой мяты, гости отодвигают стулья, стекаются к ней. Эрнеста, отмечает она, тоже окружают поклонники, нагибаются пониже, чтобы его расслышать. Ей рассказывают, как осрамились Эндрю Дэнфорт и его последняя жена: они обвинили гостившего у них приятеля в том, что он украл один из ранних рисунков Дэнфорта, на самом же деле горничная сняла рисунок, чтобы стереть пыль, и не вернула на место. Сплетня ее порадовала, как и всякий чернящий Эндрю рассказ, но сегодня ей едва удается выжать из себя улыбку. Старые распри выдохлись, как выдохлась и она.

Головокружение возвращается, хотелось бы списать его на выпитое за ужином вино, но она знает: не в вине дело. Сосуды мозга остекленели, кислород не проходит. Вдруг ее молитвы и будут услышаны. Она кивает Монике, чья галерея оплатила ужин, говорит, что ей пора.