Читать «Евреи в блокадном Ленинграде и его пригородах» онлайн - страница 153

Всю жизнь мне суждено вспоминать первую ампутацию. На операционном столе оказался молодой солдат, почти мальчик. Он спросил меня: «Доктор, а как же я без ноги смогу танцевать?». Я утешала его, как могла, но ответ мог быть только один – протез. С тех пор во мне постоянно поселилось тревожное чувство ответственности за чужую, очень хрупкую молодую жизнь, грубо искалеченную чьей-то злой силой, а также щемящая, мучительная, тщательно скрываемая мною боль от ежедневного переживания чужой трагедии.

В госпиталь часто попадали снаряды и авиабомбы. На время воздушной тревоги раненых быстро спускали в бомбоубежище, тяжелых несли на носилках. Иногда мы сами становились жертвами бомбежек. Были ранены М. О. Лапшиц, жена начальника госпиталя, медсестра А. Канадчикова и многие другие. Самое тяжелое время – зима 1941—1942 гг. Постоянный голод, холод, отсутствие света, тепла, воды и электричества делали нашу и без того нелегкую жизнь и работу крайне тяжелой. Воду носили из замерзшей Невы, оперировали при коптилках, есть было практически нечего. Но мы старались бороться с отчаянием, не теряли энтузиазма и присутствия духа, и даже проводили научные конференции. В журнале «Вопросы военно-полевой хирургии» №9 за 1943 год была и моя публикация. Главной наградой нам было выздоровление тяжелораненых.

Помню концерт 9 августа 1942 года в Большом зале Филармонии с премьерой 7-й симфонии Шостаковича, на котором мне посчастливилось побывать. К гнетущим и страшным воспоминаниям относилась работа в помощь горздраву по выявлению живых и мертвых в городских квартирах Петроградского района. Непросто описать все это… иногда трудно было отличить живого человека от мертвого, мужчину от женщины. Для многих путь из дома мог быть уже только последним и вел, как правило, на Пискаревку.

…И наконец-то столь долгожданная Победа! Но немалым, в том числе и для меня, оказался счет нашим потерям. Погиб мой муж, Иосиф Богомольный (1915—1941) и его друзья, студенты Академии художеств, ополченцы Эммануил Лян, Семен Кемельсфельд, Леонид Аксельрод, Яков Шохор и многие другие. В бою под Невской Дубровкой погиб мой родственник Семен Кизельштейн, а в блокаду, под бомбами – мои тетя и дядя, Ревекка и Зиновий Долинские. После окончания войны наш госпиталь еще некоторое время работал, но когда выписался последний раненый, госпиталь опять превратился в один из самых знаменитых лицеев России.

Каминский Фридрих. «Наш город стал городом мертвецов»

Войной оборванное детство,

как плод, засохший на корню.

Голод всё усиливался, а тут началась зима, ударили небывалые холода. Хлебную норму по карточкам все больше урезали, пока она не достигла 125 грамм на человека. Хлеб был очень тяжелый, липкий, черный – наверное, в ржаную муку добавляли глину, опилки и еще что-то. Поэтому суточная норма хлеба представляла кусочек со спичечный коробок. Но открылся путь, который назвали «Дорогой Жизни», – по замерзшему Ладожскому озеру, и, кроме хлеба, можно было получить по другим продовольственным карточкам еще кое-какие продукты в мизерном количестве: сахарный песок, крупу и т. п. Но даже то, что было положено получать по карточкам, не было гарантировано. Надо было простаивать в очередях всю долгую, длинную, ужасно холодную ночь, чтобы успеть попасть в ту часть очереди, которой хватит хлеба по карточкам. Карточки выдавались каждую декаду, и все покупатели были прикреплены к своим магазинам. Если не хватало хлеба в своей булочной (наша булочная была на Садовой улице), то в этот день остаешься без хлеба – нигде его не получишь. Наша мама надевала на себя все, что могла, и стояла по ночам в очереди за хлебом. Иногда ей на смену на короткое время приходил Леня.