Читать «Сеть птицелова» онлайн - страница 189

Дарья Дезомбре

– А после?

– А после война показала мне, что Бога нет. А значит, и души не существует. Сопротивляться бессмысленно.

– Нет, не война! Первую девочку убили два года назад!

– Это и был его ключ, глупая.

– Он задушил ее?!

– Да, он. Но прежде вывернул меня наизнанку, произнес вслух непроизносимое, обозначил все давние мечты мои и кошмары. Он показал, как превратить их в реальность. Всем нам диавол шепчет сладкое в уши, но мы заглушаем его шепот молитвою. А наш дядюшка побеседует с тобой по душам – и ты начинаешь верить, что все возможно. И либо решаешься, mein Herz, либо не выдерживаешь первого за жизнь честного своего отражения и кончаешь – но уже с собой. Впрочем, результат все тот же: дьявол улавливает тебя в свои тенета.

– Тогда он сам – демон во плоти…

– О нет, mein Herz. Не будь столь прямолинейна. Думай о нем скорее как о ветхозаветном пророке, отделяющем зерна от плевел. Он – «страж подле Бога; сеть птицелова на всех путях его; соблазн в доме Бога его». Праведные избегут его сетей, грешники уловлены будут ими. И к слову о праведниках и нас, грешных, – все собравшиеся тогда на охоте мужчины попали под его влияние.

– Я не попала бы!

– Что ж, тогда ты святая. А вот Габих с тех пор позволял себе… Да что там, даже добряк Дмитриев едва не придушил свою крепостную Дульсинею. Один я держался, mein Herz. А мне было всех тяжеле, ведь во мне бродит та же отравленная кровь. Но я держался даже после того, как он послал мне книгу де ла Мотта – ведь с ней, Ундиной, мои желания обрели законченность и поэзию. Ах, mein Herz, ведь я всего-то и хотел, что жить с тобою, вдали от греха и искуса, в уединении Приволья.

– Значит, оттого ты и желал моей независимости? Затем и привез мне из Европы статьи Олимпии?

– Я надеялся, что через нее у меня получится попасть в твою голову и уговорить отказаться от всего, что внушают юной девушке как высшее наслаждение жизни. Слепое следование канону – удачный брак, дети. Да, mein Herz, я попытался, но ты отказала мне в счастии. А после грянула война. И я сорвался, и ты можешь, должна меня понять, ведь война тоже изменила тебя, разве нет?

– Боже милосердный! Как ты мог? О чем ты только думал?! Что будет с нами? Маман умрет от горя! Папá сойдет с ума, а я…

– А тебя скоро не станет, mein Herz.

* * *

Авдотья скривила рот, будто защищаясь усмешкой от его унизительной жалости и страшной правды: ее брат оказался чудовищем. Но это была еще не вся правда. Ведь Алеша не ошибся, и она тоже изменилась. Да, война посеяла в ее жизни хаос, но в этом хаосе она нашла свободу, которую ей не дано было бы испытать, не перейди Наполеон Неман. Это благодаря войне в ее жизни появилась и страсть, и цель, и счастье. Потому-то слова Алеши и отдавались в ней болезненной сладостью и виной: они оба обрели свободу, только распорядились ею по-разному.

Вот о чем думала Авдотья, а вслух сказала:

– С того часа, как мы объяснились, я все пытаюсь пробиться к нему. К тому, что еще осталось в нем от моего старшего брата, товарища детских игр, кумира моих отроческих лет. Трачу на это все силы души. А он снова и снова тянется ко мне руками – чтобы задушить. И не может, Этьен, понимаете?