Читать «Собрание сочинений. Переводы: Евангелие от Матфея. Евангелие от Марка. Евангелие от Луки. Книга Иова. Псалмы Давидовы» онлайн - страница 251

23/24:1 [На первый день недели]. Эта помета отсутствует в масоретском тексте, однако наличествует в версии Септуагинты (и соответственно в славянском переводе — единыя от суббот). Первый день еврейской седмицы соответствует нашему воскресенью.

28/29:1 [При окончании праздника Кущей]. Опять-таки помета в квадратных скобках дается по версии Септуагинты (в славянском переводе исхода скинии).

37/38:1 [о субботе] См. оба предыдущие примечания. Что касается еврейской формулы [леhазкир] «ради памяти», ее значение далеко не ясно и составляет предмет многих интерпретационных догадок. Некоторые новейшие переводы даже отказываются от ее перевода, ограничиваясь транслитерацией.

44/45:1 На шошаним. Слово [шошанним] буквально означает «лилии»; речь идет либо о какой-то известной мелодии, либо о музыкальных инструментах, скажем, формою напоминавших лилии.

Маскил — неясный жанровый термин.

Песнь приязни. В Септуагинте — «песнь о Возлюбленном». Здесь стоит вспомнить, что Возлюбленный — одно из имен Мессии. В масоретском тексте употреблено слово [йедидот] скорее означающее «дружество» (в переводе Бубера вместе с предшествующей лексемой Freundschaftslied).

44/45:7 Престол твой от Бога… Возможно прочтение: «престол Твой, Боже, вовек». Вопрос связан с другим, более тонким вопросом: {стр. 459} как провести в ветхозаветном тексте границу между знаком, т. е. образом (земного) царя Избранного Народа, и означаемым, т. е. Божественным Царем, а в христианском понимании — Христом-Царем? Нет никакого сомнения, что перед нами текст с очень сильным теократическим измерением, которое само по себе постулирует выход в мессианскую перспективу. Столь же очевидно, что ближайший смысл текста в контексте культуры, в которой он был создан, имеет самое прямое отношение к придворным реалиям. Поэтому мы, ориентируясь на традиционное богословие «прообразования», в этом случае не находим приемлемой практику Синодального перевода, строящего передачу текста этого псалма на всемерной ликвидации различия между «прообразованием» и самим Образом — так, как если бы Псалмопевец совершенно сознательно говорил ο Христе, и притом в терминах созревшей христологической доктрины: слово «царь» и все местоимения, к нему относящиеся, даны с большой буквы, возможны и такие формулы, как «помазал Тебя, Боже, Бог Твой» (ст. 8). Постольку, поскольку речь ближайшим образом идет все же не ο Втором Лице Троицы, такие черты перевода могут вызвать у современного читателя опасное представление, будто здесь обожествляется земной царь, как это бывало у язычников. С другой стороны, нет надобности соглашаться с распространенной в нынешней научной литературе точкой зрения на этот псалом, как на «единственный в Псалтири образец светской лирики» (ср., например, А. Weiser, I. Salmi, I, Brescia, 1984); она противоречит не только христианской традиции, но и тому, что называется историзмом, т. е. здравому культурно-феноменологическому подходу, воспрещающему переносить наши представления ο границах «сакрального» и «светского» на явления иной эпохи.