Читать «Самозванец. Повести и рассказы» онлайн - страница 107
Тарас Витковский
Потом Аида уехала. Я не спросил — куда. Я ожидал от жизни широты, свободы, но, закончив школу, всего лишь перепрыгнул из одного кукольного мирка в другой.
Жорж Берадзе женился на Эльвире и открыл свой магазин. Сережа Ким уехал в Бирабиджан и играет там в театре. Мне совсем стало тоскливо. Я одолжил денег, украл у отца подтяжки, причесался впервые в жизни на прямой пробор и улетел в Москву. Все время пути я держал во рту урюковую косточку, подобранную во дворе моего дома. Выплюнул я его у ступеней Первого гуманитарного корпуса МГУ. А с ней вместе выплюнул и желание вернуться назад.
Я зажил весело и суетливо, хотя иногда, в пустой телефонной трубке мне слышались спокойные слова: «Если не краткую жизнь лепестка на воде...»
* * *
Однажды, года через три, где-то в Останкино гроза настигла меня врасплох, и, спасаясь, я нырнул в кафе.
— Нечто среднее между Хемингуэем и Ремарком, — сказал я барменше. Та глянула устало и нацедила мне азербайджанского бренди. За стеклянной стеной бушевали стихии. В шпигат водостока проваливались палочки от мороженого и билетики, асфальт пузырился. Бренди пах жженой покрышкой.
Меня окликнули по имени, и я обернулся.
За соседним столиком сидела Аида и махала мне рукой. Рядом неловко помещался здоровенный молодой негр, добродушный и застенчивый.
— Это Габа, мой друг, — сказала Аида.
Габа очень осторожно пожал мне руку.
— Как ты? Студент? Работаешь? — спрашивала Аида. Она повзрослела, черты ее приобрели категорическую завершенность,
в голосе было больше бархата. Дедуля тоже оказался здесь, но мне не понравился его вид — он усох, кожа отдавала желтизной. На жесткие седые его кудельки была нахлобучена красная замызганная бейсболка, на ногах — белые кроссовки без шнурков. Ассегая при нем не было. Дедуля присасывался к прямоугольной бутылке и бессмысленно хихикал.
Я отвечал, что учусь, не работаю, потому что не хочу, что мне живется неплохо и я заканчиваю писать свою книгу. Габа слушал очень внимательно и старательно кивал, улыбаясь все шире и шире. Аида внимала так серьезно, что я понял — ей неинтересно.
— А ты как? — оборвал я себя.
Габа сказал: «Да, да» — и рассмеялся.
— Надо посцать! — пробасил он, поднялся и, танцуя, побрел к нужнику.
— Что ты в нем нашла? — спросил я, как мог — ревниво.
Удовлетворенная, Аида молвила:
— Ну, у него такой потрясающий... носорог!
Я пожал плечами.
— Это не то, что ты подумал! — поморщилась Аида и рассказала историю Габы.
Родился Габа в Кении, недалеко от Найроби. Когда он был маленький, со своими братьями он ходил на станцию и мыл там бутылки в кафе. Шли впятером по обочине шоссейной дороги и пели, прихлопывая в ладоши. Когда поешь — меньше устаешь, дыхание ровное и ноги не сбиваются с ритма. Габа был самый маленький, и ему, чтобы попадать шагом в синкопу, приходилось семенить или подпрыгивать на месте. Поэтому Габа все-таки уставал. Однажды он устал так сильно, что здорово отстал — но продолжал идти и петь и хлопать в ладоши. По дороге Габе попался огромный сероватый валун. Габа прошел мимо, а валун хрипло вздохнул и двинулся следом. Обернувшись, Габа понял, что это не валун вовсе, а носорог. Его нижняя острая губа брюзгливо двигалась, ноздри посвистывали, а глаза, красные и маленькие, подслеповато мигали. Такие точно глаза были у бваны Джонса, учителя из миссии, когда тот, выпив тыкву-другую пива из сорго, снимал очки. Габа потому и не испугался.