Читать «Хранительница книг из Аушвица» онлайн - страница 215

Дита поворачивается, чтобы уйти, но он яростно жестикулирует, и она понимает, что он хочет, чтобы она подошла еще ближе. На вид — симпатичный парень, улыбается во весь рот и говорит ей какие-то польские слова, которых Дита не понимает. Единственное, что ей удается распознать, так это слово jabko, то есть «яблоко». Слово-фетиш. Как и любое другое слово, обозначающее еду. Дита вытягивает шею и переспрашивает:

— Jabko?

Он улыбается и машет из стороны в сторону пальцем: нет.

— Нет, но jabko... Yayko!

Дита чувствует некоторое разочарование... Она уже так давно не ощущала во рту сладкий вкус яблока, что почти забыла, какой он! Ей кажется, что она может припомнить: вкус у них сладкий, но с кислинкой. Но лучше всего она помнит хруст белой и сочной яблочной мякоти. Рот наполняется слюной. Она понятия не имеет, что хочет сказать ей этот парень. Может, все это пустое, и он просто с ней заигрывает, но она не собирается это так легко оставить. Хоть она и смущается, но в глубине души не может не признать: тот факт, что теперь, когда у нее немного отросли волосы, взрослые парни обращают на нее внимание, не может ее не радовать.

Ограда под напряжением внушает ей страх, ведь одно лишь прикосновение к ней влечет за собой жуткую смерть. Ей уже приходилось видеть, как какой-нибудь заключенный твердыми шагами, под прямым углом, идет на ограду с горячечным блеском в глазах, натыкается на нее и получает смертельный удар током. Не один узник покончил с собой таким образом, но видела она это только раз — первый. После того случая всякий раз, когда при ней кто-то с вытаращенными глазами шел грудью на звенящую от напряжения проволоку, она отворачивалась и старалась как можно быстрее уйти прочь, чтобы не оказаться рядом, когда послышатся вопли ужаса. Она так и не смогла забыть тот первый электрический разряд, дыбом вставшие волосы тощей, как спичка, женщины, внезапно почерневшее тело, смрад горелой плоти и струйки дыма над обугленной кожей.

Ей совершенно не улыбается приближаться к ограде, но голод — как злокачественная опухоль, которая никогда не устает терзать измученные кишки. По вечерам едва удается хоть как-то обмануть этот голод куском хлеба с запахом маргарина, после чего, если не повезет выловить хоть что-нибудь в супе, тебе предстоят еще сутки ожидания, пока проглотишь что-то твердое. Дита не собирается упустить ни одной возможности как-то наполнить желудок, хотя пока не очень понимает этого поляка.

Чтобы не привлекать к себе внимание охранника на вышке, Дита показывает парню рукой, чтобы он подождал немного, а сама забегает в барак-уборную. Со всех ног пробегает насквозь это зловонное стойло и выскакивает наружу через заднюю дверь. Таким образом она совсем незаметно оказывается за дальним концом барака, возле самой ограды. Немного опасается наткнуться в этом месте на тела — сюда обычно сваливают умерших ночью узников, которых утром должна будет забрать покойницкая тележка и отвезти в крематорий, но место свободно. У польского парня крючковатый нос и уши, весьма напоминающие веер; он не то чтобы красив, но у него такая заразительно радостная улыбка, что Дите он кажется симпатичным. Он делает ей знак рукой, чтобы она секунду подождала, и ныряет в какое-то отверстие в задней части барака, как будто хочет что-то там найти.