Читать «Хранительница книг из Аушвица» онлайн - страница 193

Антонио Итурбе

И все выстраиваются в цепочку, чтобы организованно подойти к нему и получить свою толику священного хлеба.

Потом дети вновь рассаживаются группами, каждая со своим учителем, и те рассказывают им историю исхода евреев из рабства египетского, пока дети едят свои кусочки мацы и пьют чай, преображенный в вино с помощью свеклы. Дита зигзагами, от группы к группе, ходит по бараку и слушает одну и ту же историю, рассказываемую разными голосами, в различных версиях; невероятную историю о долгом переходе через пустыню целого народа под предводительством пророка Моисея. Ребятам нравятся истории, и они внимательно слушают о том, как взошел Моисей на крутую гору Синай, чтобы приблизиться к этому грозно рыкающему Богу, и о том, как расступилось Красное море, чтобы по дну его смогли пройти люди. Скорее всего, это было самое неканоническое празднование Пасхальной вечерни за всю историю, совершаемое к тому же не вечером, а в полдень. И, конечно, не могли они съесть традиционного жареного барашка — у них нет вообще ничего, что можно было бы съесть. В качестве чрезвычайного дополнения к обычному рациону каждый ребенок получит половинку галеты. Но приложенные усилия и вера, с которыми отмечается праздник, придают этой церемонии особенную эмоциональность, несмотря ни на что.

Ави Офир собирает хор, с которым он уже несколько дней проводил репетиции, готовясь к празднику, и вот уже звучит, сначала робко, потом, расцветая, «Ода к радости» Бетховена. Поскольку в бараке, где одновременно находятся сотни детей, трудно что-то разучить в тайне от всех остальных, слова волей-неволей выучили все, и теперь даже те, кто не в хоре, тоже начинают подпевать, пока не образуется гигантский хор, в который сливаются несколько сотен голосов.

Поющие голоса вырываются за стены барака и несутся дальше, за проволочные ограждения. Работающие на дренажных канавах разгибаются на минуту, опираясь на свои лопаты, чтобы послушать...

Слушайте! Это дети, они поют...

В текстильной, а также в слюдяной мастерской, где производятся конденсаторы для электронных приборов и радаров, также на секунду приостанавливается работа, и люди непроизвольно поворачивают головы к источнику этой радостной мелодии, проникающей сюда, чудится, откуда-то из-за пределов концлагеря.

«Да нет, — говорит кто-то, — это ангелы небесные».

В склизких траншеях, над которыми никогда не прекращает сыпать серый пепел, а капо принуждают заключенных рыть, не останавливаясь, до кровавых пузырей на ладонях, эта музыка, эти голоса, которые принес им ветер, — настоящее чудо. А слова гимна говорят о том времени, когда обнимутся миллионы, перецелуют друг друга и все люди станут братьями. Это призыв к миру, пропетый сотней голосов во всю силу легких на территории самой большой фабрики смерти, какую когда-либо знало человечество.

Гимн звучит так громко, что достигает кабинета одного известного меломана. Он поднимает голову, словно его носа достиг аромат вкуснейшего торта, аромат такой силы, что невозможно усидеть на месте и не отправиться по его следам прямо до той печи, в которой торт подрумянивается. Он быстро встает, отодвигает в сторону бумаги, проходит по лагерштрассе семейного лагеря и появляется на пороге блока 31.