Читать «Хранительница книг из Аушвица» онлайн - страница 113

Антонио Итурбе

Дита не может слышать ее слова, но этого и не нужно. У кухарки характер жесткий, руки грубые, а сердце — мягкое. Хранительница книг улыбается, думая о хитроумии Габриэля, который привел за собой малышню, чтобы раздобрить кухарку. Беата, должно быть, сурово говорит им, что ей строго-настрого запрещено давать кому бы то ни было остатки еды без разрешения свыше, что, если капо застукает ее саму или какого-нибудь поваренка, они потеряют место и будут очень жестоко наказаны, что, если то и если се... А дети не сводят с нее своих умоляющих глаз, так что на этот раз она, ну хорошо, сделает для них исключение, но если им придет в голову еще раз здесь появиться, она все кости им палкой переломает, и кое-кто из ребятни кивает, соглашаясь с ней, чтобы окончательно задобрить.

Женщина скрывается в кухне и вскоре появляется вновь, неся в руках металлическое ведро, полное картофельных очисток. Предвидя давку, она останавливает детей своей громадной ручищей, похожей на железный тупиковый стопор на железнодорожной станции, перед которым замирает состав. Выстраивает их в очередь — сначала маленьких, потом старших, и вскоре все они возвращаются в блок 31, жуя ленточки картофельной кожуры.

Дита в приподнятом настроении возвращается на лагерштрассе, но на полдороге встречает маму. Волосы у нее растрепаны — странно для ее мамы, которая даже в Аушвице умудрилась раздобыть кусочек расчески и делает себе приличную прическу.

И Дита понимает: что-то случилось. Она бежит навстречу маме, та с необычной горячностью обнимает дочку: после работы она пошла встретить мужа на выходе из его мастерской, но там его не оказалось. Один знакомый, пан Бреди, сказал ей, что отец не вышел на работу, потому что этим утром не смог подняться с нар.

— Он говорит, что у отца жар, но капо решил, что в госпиталь его лучше не отправлять.

Женщина в растерянности, она не знает, что предпринять.

— Может, мне нужно пойти к капо и настоять на госпитале...

— Папа говорит, что капо в его бараке — не еврей, а немец, социал-демократ — несколько отстраненный, но справедливый. Так что вполне может быть, что перевод в госпиталь — это и на самом деле не очень хорошая идея. Госпиталь у нас как раз перед глазами, напротив блока 31...

Здесь она умолкает, не говорит матери о том, что видит, как больные, которые входят туда, хоть и ковыляя, но на своих ногах, покидают госпиталь, как правило, в тележке для мертвецов, которую толкают пан Лада и несколько его помощников. Но смерть упоминать она не может: обязательно нужно не накаркать, не назвать ее по имени, удержать подальше от отца.

— А мы даже не можем увидеть его, — жалуется мама. — Нам запрещено входить в мужской барак. Я попросила одного папиного знакомого, любезный такой пан, из Братиславы, чтобы он сделал милость, сходил взглянуть на него и потом сообщил бы мне, а я подожду у входа. — Ей приходится сделать паузу, чтобы совладать с эмоциями. Дита берет маму за руку. — И он сказал мне, что отец выглядит так же, как утром: почти без сознания от жара. Что выглядит плохо. Эдита, все-таки твоему папе, наверное, нужно лечь в госпиталь.