Читать «Время, занятое жизнью» онлайн - страница 68
Урсула К. Ле Гуин
Мне хотелось бы, чтобы мы перестали бездумно и повсеместно использовать слово «верить», оставив его там, где оно и должно быть, – в делах, связанных с религиозной верой и мирской надеждой. Я верю, что если мы так поступим, то избавимся от массы ненужных страданий.
О гневе
А. Saeva indignatio
В годы второй волны феминизма, когда наше самосознание обретало почву, мы делали многое, по большей части движимые гневом, женским гневом. Мы восхваляли его и культивировали как добродетель. Мы научились кичиться тем, как мы разгневаны, важничать, разыгрывать фурий.
У нас были основания для этого. Мы говорили женщинам, верившим, что они должны терпеливо сносить оскорбления, побои и жестокое обращение, что у них есть право на гнев. Мы побуждали людей смотреть вокруг и обращать внимание на несправедливость, на постоянное мучение, которому подвергались женщины, на почти всеобщее пренебрежение их человеческими правами. Мы учили людей негодовать из-за этого и не допускать подобного отношения ни к себе, ни к другим. Негодование, если его энергично выразить, – подходящий ответ на несправедливость. Негодование черпает силу из возмущения, а возмущение получает силу из ярости. А затем приходит время для гнева.
Гнев – полезный, может, даже необходимый инструмент для мотивированного сопротивления несправедливости. Но я думаю, что гнев – это оружие, он полезен только в бою и в самозащите.
Люди, в жизни которых важно или существенно мужское превосходство, опасаются женского сопротивления, поэтому когда они видят женский гнев, то понимают, что это оружие. Их ответный удар был немедленным и предсказуемым. Те, кто считал, что права человека суть права мужчины, наклеили на каждую выступающую за справедливость женщину ярлык мужененавистницы, сжигательницы лифчиков, фанатичной ведьмы. Взгляды эти, поддержанные большей частью массмедиа, помогли принизить значение слов «феминизм» и «феминистка», настолько увязав их с нетерпимостью, что они по сей день остаются практически бесполезны.
Крайне правые любят представлять все в терминах войны. Если посмотреть на феминизм 1960–1990-х годов с их позиции, можно сказать, что его итоги сравнимы с итогами Второй мировой: те, кто проиграл, в конце концов получили очень много. В наши дни открытое мужское доминирование реже принимается как само собой разумеющееся; разница в белой зарплате мужчин и женщин стала несколько меньше; появилось больше женщин на кое-каких высоких постах, особенно в сфере образования; в определенных границах и при определенных обстоятельствах девушки могут вести себя нагло, а женщины – пользоваться равными с мужчинами правами, ничем не рискуя. Как говорит дерзкая блондинка с сигаретой на старой рекламе: «Ты прошла долгий путь, детка».
О да, спасибо, босс. И за рак легких тоже спасибо.
Возможно – воспользуюсь детсадовской метафорой вместо военной, – если феминизм прежде был деткой, то он перерос ту стадию, где единственными способами привлечь внимание к своим нуждам и бедам для него оставались гнев, вспышки ярости, открытые выступления. В борьбе за гендерное равенство простой гнев нынче редко бывает полезен. Протест – все еще достойный ответ на недостойное отношение, но в нынешнем моральном климате его эффективнее выражать через настойчивое, решительное, корректное поведение и действие.
