Читать «Герцог с татуировкой дракона» онлайн - страница 79

Тогда он бы ее взял? Вырвал бы из счастливой жизни?

Наверняка.

В конце концов, он стал монстром, а монстры совершают чудовищные поступки, не оглядываясь ни на чьи страдания.

На самом деле ему не верилось, что он нашел ее такой же, какой оставил. Никем не тронутой. Нелюбимой.

И нежеланной.

«Коснитесь меня». Он безмолвно страдал, пока она стояла, замерев, стараясь не глядеть ниже его пупка, туда, где к ней тянулся его восставший и пульсирующий детородный орган, нетерпеливо требуя соития.

Он подозревал, что одна из причин, побудившая его прийти за ней, заключалась в этом мгновении. В этом ультиматуме. В этом предложении.

В котором пролегала последняя граница между человеком и монстром. Все это время Грач грабил и убивал мужчин и женщин, рыдавших и умолявших о пощаде, а сам не чувствовал… ничего. Ни тени сомнений. Колебаний. Раскаяния.

Они были слабее его. А в этом мире слабость не вознаграждалась. Ее эксплуатировали. Он знал об этом еще до того, как потерял память. Он понял это в тот момент, когда проснулся на кровати в особняке Везерстоков, разбитый и потерянный. Его уязвимость сокрушала его, насмехалась над ним. Ибо никто не защищает слабых. Никто не вознаграждает невинных. Никто не снисходит до никчемных.

Если чего-то хочешь, бери, а затем сражайся, чтобы не отняли другие.

Такова основополагающая истина в животном царстве или в человеческом обществе.

Лишь одно создание вечно не укладывалось в эту истину.

Лорелея.

Добрая, терпеливая, нежная Лорелея. Защитница слабых и раненых. Выхаживающая зверей, которых в природе ждала бы жестокая смерть, лечившая их, учившая справляться с трудностями и выживать.

Именно ее он желал больше всего на свете. Считал, что сможет взять ее. Независимо от ее желания. Внушил себе, что заслуживает ее, потому что за двадцать лет она была единственной его радостью. Он придумал и изложил ей все резоны, по которым якобы имел на нее право. Обосновал все «почему». Все поступки.

Но она… продолжала стоять недвижимо. Хрупкая и нежная, невинная и нетронутая.

Даже им.

Потому что в этом месте между ними пролегала единственная граница, которую он, казалось, не мог переступить даже в последнем падении. Единственная нить, связывавшая его с тлеющим остатком человечности. Единственный островок в беспредельном океане непростительной порочности.

Каким бы холодным, жестоким и бесчеловечным он ни стал… он физически не мог заставить себя видеть, как плачет Лорелея Везерсток. Не мог стать причиной ее слез. Мог спалить дотла весь Лондон и спокойно спать, но трепетал при виде ее страданий. Каждым биением механического сердца он жаждал омыться блаженным теплом ее прикосновения.

Он был попросту неспособен. Не мог. Причинить боль ей. Даже переступив через самого себя, через то, ради чего жил.