Читать «Три дня одной весны» онлайн - страница 260

Саттор Турсунович Турсун

— Да ведь красные девчонкам подходят — не парням! Если бы немножко потерпела, свет не перевернулся бы. Объяснили бы, что придет отец и купит что-нибудь получше.

— Ничего, сойдут и красные. Он еще ребенок…

— Довольно! — зло вскричал Сангин Рамазон. — Ясно, что ты за фрукт, от своего ума не пропадешь…

— Вроде вас… — сказала жена и, поднявшись с места, отошла, сердитая, к двери. — И снег сойдет, и эта холодная зима пройдет, и тепло станет, но то, что вы из-за каких-то ботинок обижали внука, не забудется. Бывают же такие деды…

— Ты порадовала, будет с него! — проворчал Сангин Рамазон и сел, скрестив ноги, взял в руку ложку.

Он с аппетитом съел наваристую шурпу, обсосал и разгрыз все косточки-ребрышки, выпил несколько пиалок чаю и, протянув свои толстые ноги к теплой чугунке, опустил голову на подушку.

Дверь была открыта.

В широкое окно, занавески которого так и оставались раздвинутыми, смотрело голубое высокое небо. Но уже не падали на ковер золотые лучи — солнце стояло в зените.

Вскоре Сангин Рамазон уснул.

Когда его жена пришла убирать дастархан, ему снился сон. Он видел себя босоногим мальчишкой. Стояла зима, дул сильный пронизывающий ветер. Сангин Рамазон старался укрыться в соломенной лачуге, прятал голову — оставались снаружи ноги, подтягивал ноги, не знал, куда положить голову.

1979—1980

Перевод Л. Кандинова.

ПЕРЕКРЕСТОК

Сделал несколько шагов и невольно остановился. Большой зал ресторана был переполнен. В глубине на полукруглой эстраде изломанно покачивался высокий парень с гитарой, волнистые черные волосы его смолисто переливались в ярком свете люстр, пальцы азартно летали по струнам радужной гитары. Он подмигивал стоявшему рядом саксофонисту, и тот весело надувал толстые щеки.

Джамшед увидел все это как-то одновременно: и сизый дым над столиками, и дрожание люстр, и взлетающие плечи гитариста, и сплетенные пары танцующих, и странно одинокую здесь, сиротливую спину пианиста в углу эстрады — сутулую спину пожилого человека, о чем-то глубоко задумавшегося.

— Не стойте в проходе, молодой человек! Я же вам в который раз повторяю: мест нет! — раздраженный голос администратора, немолодой женщины в нелепом зеленом кокошнике, вернул его к действительности.

Мелодия кончилась. Высокий гитарист сел на стул и бережно уложил на колени гитару, сплетенные пары рассыпались по залу шумной веселой толпой, пианист еще более ссутулился на круглом стульчике у пианино и откинул назад копну черных с проседью волос.

Джамшед повернулся к выходу, но тут его взгляд упал на столик у окна, неподалеку от эстрады. Возле столика было два свободных стула.

— Вон там, кажется, есть место, — сказал он женщине, все еще стоявшей рядом с ним.

Женщина недовольно махнула рукой и удалилась, что-то бормоча под нос.

Осторожно обходя веселые пары, Джамшед приблизился к столику и в нерешительности остановился. Напротив женщины сидел мужчина в дорогом кофейного цвета костюме. Низко склонившись над тарелкой, он быстро и жадно ел, помогая себе ножом. Воротник его белой рубашки был расстегнут, узел галстука съехал набок. Женщина отчужденно смотрела в окно. Перед ней стояла бутылка лимонада и пустой фужер. На столе, в фарфоровой вазе, ярко рдели две алые розы.