Читать «Наследство последнего императора. 2-я книга» онлайн - страница 259

Николай Волынский

– Удивительно, как он вообще двигался.

– Верно, жить сильно хотел, – вздохнул матрос. – Жаль мальчишку.

– Жаль, – согласился Яковлев. – Сколько же, кроме него, детей погибло по всей России… И ещё погибнет. Если советская власть не спасёт.

– У переезда патруль, – сообщил Чайковский. – Никого не пропускают. В обе стороны.

– Кто не пропускает?

– Красноармейцы, с офицером.

– Не по наши ли души? – напрягся Яковлев.

– Не думаю, товарищ комиссар. Мы-то нигде себя так и не показали. Часовые объясняют: временно запретная зона. Якобы диверсантов белых и чехословацких ищут. Два дня будут искать. И проезда ещё два дня не будет. Народ шумит и не расходится.

– Спецы – высший класс, – восхитился Яковлев. – Точно знают, что белые диверсанты будут скрываться ровно два дня, а потом их сразу поймают. Нет, это они Ганину Яму оцепили. С запасом.

– А там что?

– Там, дорогой Павел Митрофанович, доблестные чекисты рубят Романовых и прислугу с доктором на шашлык по-карски и тут же сжигают.

– Рубят? – ошалело обернулся к Яковлеву матрос. – Бр-р-р! – он передёрнул плечами. – Я бы, наверное, не смог.

– Уверены? А если бы я приказал?

Немного поразмыслив, матрос покрутил правый ус и сказал уверенно:

– Не приказали бы.

Яковлев похлопал матроса по плечу:

– Не зарекайтесь, дорогой товарищ и друг. Мало ли что обстановка потребует. Но я уверен в другом: в детей вы стрелять не стали бы. Хоть в царских, хоть в детей кайзера Вильгельма.

– Тут уж точно, – угрюмо подтвердил Гончарюк. – Не стал бы. В любых детей.

– Девочку в монастырь отвезли? Мать Магдалина как встретила?

– С барышней так, товарищ комиссар, – сказал матрос. – Только привезли её в монастырь, как Евдокия Федоровна передумала. Опасно, говорит. Барышню будут искать. И брата. Всё перевернут вверх дном. Монастырь в первую очередь.

– Верно решила Евдокия Федоровна. Тогда куда её?

– К австрияку на фатеру.

– К нему-то зачем? – удивился Яковлев. И тут же понял. – Правильно. Будут искать везде, но только не вблизи места расстрела. Генрих ведь около Вознесенской площади квартирует?

– Там.

– Хорошо. Но, помнится, он говорил, что у него невеста там или жена?

– Жена. Славная бабёнка, молодая. Дома была. Встретила.

– Как они там втроём поместились? А если облава?

– Не знаю. Что-то придумают…

– А девочка что?

– Ничего хорошего, – ответил матрос Гончарюк. – Точнее сказать, плохо. Сама не в себе, соображения никакого. Нас не узнает, не понимает, куда попала. Трясучка бьёт её сильно. Бредит, мамашку зовёт. И всё по-немецки. Русский, что ли, забыла?

– Ничего странного. Мать у неё чистокровная немка… была. Как же не знать язык родной матери. Вот и зовёт мать.

– Они между собой по-русски редко говорили, – вставил Чайковский. – Только при охране. А так – с отцом дети больше на английском, с матерью тоже. На немецком меньше, и только с ней.