Читать «Маленький Глинка» онлайн - страница 2
Ал. Алтаев
— Да я, маменька...
— О Ване не хлопочи: мужчины не большие охотники до детского крика, да Ваня и не выходил ещё до сей поры из моей воли. Ступай, Карповна, снеси пелёнки; колыбель малютки у меня уж, почитай, с месяц. Да хорошо ль у меня стоплены печи?
— Хорошо, матушка барыня, я сама глядела... — отвечала наперсница барыни, пожилая горничная Татьяна Карповна.
И Фёкла Александровна унесла ребёнка к себе в верхний этаж.
Евгения Андреевна с грустью посмотрела вслед уходящей свекрови, но ослушаться не смела, как никто в доме не смел ослушаться Фёклы Александровны, начиная с её мужа, доброго и расслабленного старичка, Николая Алексеевича.
Комната с низкими потолками в верхнем этаже должна была отныне служить спальней маленькому Мише. В ней душно и темно от спущенных штор, «чтоб у дитяти глазки не болели», и очень жарко: несмотря на летнюю пору, громадная изразцовая печь жарко натоплена.
Приводят к Мише и здоровую краснощёкую бабу — кормилицу.
— Осторожнее бери, дитя ведь барское! — шепчет Карповна.
— Не оброни! — коротко окликает кормилицу барыня.
У бедной бабы холодеет сердце. И сколько раз потом она слышит эти крики.
Миша растёт в бабушкином парнике, как пареная репка, рыхлая и слабая.
— Простудился, Карповна, Михаил Иванович — глазки покраснели. Говорила я — нельзя было окно открывать...
— Да я, матушка-барыня...
— Всю жизнь я — барыня, а ты всю жизнь — холопка, а потому сама должна слушаться и за другими строго блюсти; Михайло Иваныч здоровья нежного, субтильного, долго ли до греха?
И поднимается крик:
— Дунька! Что смотришь? Ты окно открывала?
А у бедной подняньки Дуни подгибаются ноги от одного зычного голоса Фёклы Александровны.
— Разрази меня бог...
— Врёшь! Свежим воздухом пахнет!
После долгих расспросов оказывается, что в комнату заходила молодая барыня. Фёкла Александровна идёт вниз и налетает на невестку, занятую вышиванием, как буря:
— Ты что это, бесстыдница, уморить сына хочешь? Одного на тот свет отправила недосмотром...
Она говорила о первом своём внуке Алёше, золотушном, болезненном ребёнке, не прожившем и года.
— Что я сделала, маменька?
— А кто окно раскрывал?
— Да ведь, маменька, на дворе — жара, а у вас — баня...
— У тебя язык что бритва! Для тебя — баня, а для ребёнка — в самый раз. У меня своих порядков заводить не думай.
Она уходила с мыслью о том, что все в доме вышли из-под её власти, кроме мужа, безответного старика, довольствовавшегося только длинным чубуком да игрой в штосс с сыном во время досуга. Через полтора года после рождения Миши он тихо скончался, заснув с вечера и не проснувшись поутру.
На следующий год после появления на свет Миши у Фёклы Александровны родилась внучка Поленька. Бабушка не волновалась и не радовалась.
— Эту ты можешь оставить и у себя, — сказала старуха невестке, — походи за нею, как я за Мишей.
Миша стал ходить; стёганые одеяльца сменились стёгаными пуховыми шубками.
— Нынче ночью ветер так и гудел в трубе, — говорила бабушка. — Наденьте Михаилу Ивановичу шубку на пуху, ту, что потолще, или лучше — кунью.
И на Мишу надевают тёплую шубку, и в ней он ходит по комнате, хотя ему невыносимо жарко от натопленной печки.