Читать «Южное солнце-4. Планета мира. Слова меняют оболочку» онлайн - страница 44
Роман Айзенштат
— Одна бутылка в руках — лучше, чем две на витрине, — кивнул я, сглаживая обстановку.
Но…
— Ладно! Ладно! Хватит плавать по-собачьи! — вспылил мужик. — Гони «рваный»!
Я примирительно улыбнулся, догадываясь: передо мной специфический подвид бандитского рэкета, направленный на влюбленных. Эти воздушные создания, по худосочному представлению грабителя, готовы без сопротивления «разбашляться» на рублишко — лишь бы не испортить праздник первого свидания.
Но представление представлению — рознь.
По моим представлениям, тоже, быть может, худосочным и заимствованным из фильмов, не очень-то приятно признаваться в присутствии девушки, что карманы пусты. В особенности, на начальной стадии ухаживания. И я сделал вид, что полез в укромную боковину пиджака за деньгами. Затем с той же примирительной улыбкой развел руками.
— Бумажник дома забыл, — отозвался популярной киношуткой.
— Улыбка красит мертвеца, а тебе улыбаться нечего, — угрожающе сказал рэкетир и постучал лезвием ножа по стеклу.
Не учел человек-два уха, что дребезжащий звон бутылки отзовется во мне ударом судейского молоточка по медному гонгу. И пять секунд спустя, оглушенный нокаутирующим апперкотом по челюсти, свалился навзничь, головой в сторону театра оперы и балета, ногами к будущей моей «альма матер» — Латвийскому госуниверситету имени Петра Стучки.
— Пойдем! Пойдем! — заторопила меня Лариса, вся из себя еще разобранная, как и положено после гипнотического наваждения.
— Пойдем.
И опять, потеряв нить мысли, мы шли, как сомнамбулы. Назад к переходному мостику через канальчик, улочками Старой Риги, мимо древней церкви с золотым петушком на шпиле, к набережной, и вдоль по булыжной мостовой, к Интерклубу. Тут родная стихия, никто не прицепится и не начнет сшибать «рваный».
Стеклянная дверь. Ковровая дорожка. У стены полированный стол, за ним коренастый дядек в штатском, но с военной выправкой.
— Ваше удостоверение.
Предъявляю, хотя охраннику хорошо знаком. Здесь, когда газета на выпуске, мы чуть ли не днюем и ночуем.
— С девушкой?
— С девушкой.
— Сегодня ни одного иностранца.
Что мне иностранцы? Для меня и Лариса — иностранка. А то и инопланетянка.
«Привет, селенита!» — слышу в себе и радуюсь жизни.
«Привет! Привет! — отзывается во мне. — Курс — норд-ост, не ошибешься!»
И вперед по курсу…
Слева от входа — две редакционные комнаты «Латвийского моряка» и спортивный зал со столом для игры в пинг-понг, справа бар, где я мог посидеть и в долг.
— Курс — норд-ост, — сказал я себе, — право руля!
4
Флобер в 1852 году говорил: от «старой литературы» требовалось приправлять горькую мораль сахарной пудрой искусства, чтобы угодить французскому вкусу, а в задачи «новой литературы» входит обязанность перемешать гран поэзии с безвкусным порошком из общей морали и общих идей.
Флобер говорил. Продвинутые ученики его слушали. Присутствующий на лекции российский толмач переводил для своих не менее продвинутых современников.