Читать «Южное солнце-4. Планета мира. Слова меняют оболочку» онлайн - страница 43

Первое. Восхождение на сцену, к музыкантам.

Второе. Уход с вечера танцев, без всякого сожаления о потраченных на входной билет «башлях».

Все это, сотворенное с ней, показалось и мне диким. Но не сейчас, а на следующий день, когда я обрел дар логического мышления. А в минуты наркотического побега из танцевального зала я думал лишь об одном, чтобы у меня не украли Ларису. Вот и вытащил ее на подмостки, куда последовать за мной никто не решится, вот и увел от возможных конкурентов-соперников.

Какие же у меня были полномочия? Право восхождения на эстраду имелось законное, основанное на том, что я был человеком оркестра «Комбо». Мой брат Боря играл на саксофоне, муж Сильвы, моей сестры, Майрум — на бас-гитаре, я… Нет, отнюдь не на аккордеоне, а на кулаках при надобности поаккомпанировать по-боксерски. Но практически до этого не доходило, и я пребывал в роли «вольного стрелка Телля», свободного от ежедневных упражнений с подручным инструментом для дробления лицевых костей. Правда, я никаких приключений на свою голову и не искал, исчерпывающее удовольствие от кулачного боя получал и без того, вполне законно — на ринге, так что свои чемпионские полномочия чаще всего предъявлять и не приходилось вовсе.

Интересуетесь — почему?

Мы без секретов.

Причина проста. «Выступающие там и сям по нахалке» по большой части принадлежат к когорте тех пацанов, кто некогда к своим хулиганским замашкам примерял десятиунцовые кожаные перчатки, но дальше тренировочных спаррингов и пяти-десяти боев на «открытом ринге» не протиснулся. Любви к боксу, однако, эти парни не потеряли, и к своим противникам-победителям относились с должным для их среды пиитетом. Ведь эти противники-победители, завоевывая золотые медали, давали им возможность бахвалиться среди дружков в панибратской, я бы сказал, манере: «Надо же, Андрюша Долгов вышел в чемпионы Европы. А ведь я «по юношам» с ним на равных работал!» Подобное уважение многого стоит. Поэтому рижские боксеры имели карт-бланш, и хоть до глубокой ночи могли без опасения целоваться в парке.

Впрочем, случались и исключения. Поговаривали, допустим, что Алоизу Туминьшу, первой перчатке Европы в Белграде (1961) и финалисту европейских соревнований в Москве (1963), нос свернули на улице именно из желания посостязаться. Не в его, конечно, категории, первый полусредний вес, а в «тяже», и не один на один, а гуртом — пятеро против одного. Такая же передряга произошла и с многократным чемпионом Латвии в весе «мухи» Владимиром Третьяком. Но это, повторяю, исключения из правил. Посему я и вздрогнул, ощутив, что кто-то сзади, зайдя за спинку скамейки, положил мне руку на плечо.

От затяжного поцелуя оторваться трудно. Но когда вторично ощущаешь прикосновение постороннего предмета к своему телу, волей-неволей повернешься на зов судьбы, испытывая желание дать ему по морде.

«Морда» представляла собой пьяного мужика.

— Вы мое пиво скинули со скамейки, пока я пошел помочиться по малой нужде в кусты, — пошатываясь, сказал с уклоном в интеллигентность, чтобы не травмировать даму моего сердца. Нагнулся. Поднял с травы бутылку, показал ее нам — мол, все без обмана, опрокинул горлышком вниз, демонстрируя, что по нашей вине ни капли в ней не осталось.