Читать «Полковник» онлайн - страница 269

Полковника и раньше поражали просто живущие люди, Нина Андреевна хотя бы: пьют, едят, на работу ходят, детей рожают, в подкидного дурачка играют, детей женят, внуков нянчат. То есть, думалось полковнику, все как-то облегченно живут, вроде б и не живут серьезной жизнью, а лишь в нее играют. А оказывается, вон оно что — чтоб жизнь текла и продолжалась, только так и надо. Надо как будто играть всего лишь в нее, а жизнь, несмотря на это, вроде б совсем и не обижается на людей — течет себе, продолжается. Именно за счет массы людей, масса-то совсем не глупа, а наоборот, здорова, здорова тем детским здоровьем, что еще много и много обещает, несмотря на все пророчества. Главное — быть частью массы! Если масса это инерция — быть частью инерции, потому что имя этой инерции — жизнь!

И вот еще что, полковник чем дряхлее, тем все более жалеет, что поддался когда-то Красивому, что возвышалось над массой и инерцией, — лукавому красивому духу. Господи, да если бы духу — душку! «Фальшивомонетчики! Идолопоклонники! — ругается он про себя, и не поймешь, кого ругает он конкретно. — Трусливые лицемеры… шлягеры-флягеры-флюгеры…» Он старается найти слово пооскорбительнее — да-да, флюгеры, ведь им все равно как думать, сегодня так, а завтра эдак. Понятно, что сами эти флюгеры ни во что святое не верят, а ловят вот таких простачков, как полковник. Особенно сейчас достается от полковника, сидящего в электричке, Бодлеру, которого любил он так раньше.

Ведь что ж этот Бодлер? Сначала воспевал революцию во Франции в 1848 году, даже журнальчик основал революционный, где писал:

«Чрезмерное увлечение формой доводит до чудовищных крайностей… исчезает понятие истинного и справедливого. Необузданная страсть к искусству есть рак, разрушающий все остальное… Я понимаю ярость иконоборцев и мусульман против икон… безумное увлечение искусством равносильно злоупотреблению умом».

То есть говорит чуть ли не языком разрушителя эстетики. И все это во имя народа, во имя революции. А что тот же Бодлер говорил двумя годами раньше, то есть до революции? Он говорил, что, когда ему случается видеть, как городовой колотит прикладом республиканца, он готов кричать:

«Бей, бей сильнее, бей его, душка-городовой… Я обожаю тебя за это битье и считаю тебя подобным верховному судие, Юпитеру. Человек, которого ты колотишь, — враг роз и благоуханий, фанатик хозяйственной утвари, это враг Ватто, враг Рафаэля, отчаянный враг роскоши, искусства и беллетристики, заядлый иконоборец, палач Венеры и Аполлона… Колоти с религиозным усердием анархиста!»