Читать «Осада Монтобана» онлайн - страница 57

При этих словах дом Грело кряхтя припал к ногам кардинала.

— Не отсылайте меня, не выслушав, ваше высокопреосвященство! — вскричал он жалобно. — Удостойте выслушать исповедь бедного грешника, менее виновного, чем кажется.

— По долгу моего сана я обязан выслушать исповедь каждого. Говорите, — сказал Ришелье, подумав про себя, что дом Грело ещё может быть ему полезен; при том же и гнев его внезапно прошёл при виде плачевной гримасы на этом уморительном лице.

— Я так создан, монсеньор, что, когда я совершенно... натощак, я глуп, я вял, голова моя пуста, как пустой бочонок. В мозгу моём не выработается ни одной мысли если не вызвать его деятельности благодетельным влиянием хорошего вина. Нет девицы более робкой, нет трапписта менее красноречивого, чем я, если я не почерпну вдохновения в источнике Вакха. Я убедился в этой истине вследствие долгих размышлений.

— Однако, размышляя таким образом с помощью стакана, доходишь до бессмыслицы.

— Я не дойду, монсеньор, никогда не дойду. Вот тому доказательство. Я заметил, что ум мой приобретает ясность, силу и глубину, смотря по количеству и качеству выпитого мною вина.

— В самом деле? — перебил его кардинал, забавлявшийся смешною мыслью, которая на минуту отвлекала его от страданий и забот.

— Могу вас уверить, монсеньор. Например, если я хочу вполне оценить нашу литературу, доказать неопровержимым образом превосходство «Мирам» над «Сидом», передать мой энтузиазм по отношению к образцовому произведению, которое убило жалкое рифмоплётство Корнеля, я выпиваю бутылку мадеры.

— Вы не достаточно пьёте мадеры, мой милый, — заметил со вздохом Ришелье. — У французов нет вкуса, раз им не понравилась «Мирам».

Сам кардинал Ришелье, как известно, был автором этой ошиканной трагикомедии, поставленной на сцену под именем академика Демарэ.

Приметив, что благодаря удачной лести он снова вошёл в милость, дом Грело встал и с возрастающим воодушевлением принялся излагать свою комично-вакхическую теорию.

— Когда я нуждаюсь в пылком и убедительном красноречии, то пью бургундское! — вскричал он. — Шампанское придаёт мне блистательное остроумие, люнель — вкрадчивую убедительность, южные вина — смелую восторженность, рейнвейн — дальновидность дипломата. От токайского я говорю, как книга, от кипрского проникаюсь философией древних греков, от орвиетто — макиавеллизмом; сиракузское внушает мне глубокие соображения, ширазское — восточную мудрость. Херес придаёт уму моему особенную живость, а портвейн — основательность, тогда как малага побуждает меня проповедовать с душеспасительным умилением. Словом, каждое вино действует на меня различно, и если я нуждаюсь в двух качествах, соединённых вместе, то вынужден прибегнуть к двум различным сортам, химическое соединение которых в моём желудке производит желаемое действие.

— К великому вашему наслаждению, дом Грело.

— Да, ваше высокопреосвященство, — наивно отвечал капуцин и продолжал с восторженностью: — При моей системе следует наблюдать ещё много других условий. Вследствие постоянного изучения предмета я открыл, что для одной и той же цели я должен прибегнуть к действию разных вин, судя по тому, с кем имею дело, с французом или с англичанином, и даже количество предварительных возлияний определяется свойствами людей, с которыми мне предстоит общение.