Читать «На Алжир никто не летит» онлайн - страница 38

Павел Александрович Мейлахс

И я стал валить, в непонятном направлении, понимая только, что оказываюсь все дальше и дальше. Роль преследуемого так въелась в меня, что я полубежал, не разбирая дороги, хотя никто меня не преследовал, и где-то на краешке я понимал, что дорогу не худо бы и разбирать. Боги, кажется, все-таки решили меня погубить — я ощущал, как ум заходит у меня за разум. Хорошо хоть, черных мошек давно не видел. И тошнота отпустила. Но я все равно продолжал нестись, ломиться невесть куда.

А папашка-то мой молодец. Я и не думал, мне в бреду не снилось, что он умеет такое. Вот именно это умение и вызывало даже не ненависть, а скорее омерзение, гадливость. Как к сколопендре.

— Макиавеллиевский «Государь», — злился я вслух, для бодрости. На прохожих мне было начхать. — Серый кардинал, мастер аппаратных интриг, мать твою, картина «Брежнев, разящий Хрущева». — Но что-то не бодрило.

«Подлец» — именно этим словом я охарактеризовал отца, думая, что это последняя характеристика, ему мной выданная: предмет исчерпал себя. Теперь у меня нет отца, у отца нет сына, это немножко печально, но не очень существенно: главное — выжить. Именно этот термин приходил на ум, когда возвращались мысли об оставленной мной душеспасительной душегубке. Как минимум надо не загреметь обратно. Или в ей подобную. Меня это страшило, словно речь шла о настоящей душегубке, приснопамятной.

А остальные тоже хороши: я ведь всех их знаю, считай, всю жизнь и ничего плохого никому из них не сделал. И хоть бы одна тварюга пикнула против! Просто слили на хрен, «без дыма, без огарка».

Однако с паническим бегством я переборщил. Сколь ни трудно это было, но я все-таки заставил свои отказывающие мозги хоть как-то мне служить. Сами собой ноги меня никуда не выведут — я не лошадь. Я остановился. Закурил.

Итак, что же все-таки делать? Было только одно место, куда я мог пойти, — домой. Это было ясно с самого начала.

Повалил снег. Его было не слишком много, но появился он так внезапно, так быстро валился, еще и белыми мокрыми зигзагами — из-за конвульсивного ветра, который я сразу ощутил на собственной шкуре, едва только увидев зигзаги. До этого я ветра не замечал, хотя были все основания назвать его пронизывающим. Хорошо, что одет я был тепло.

Я огляделся. Не так уж далеко я и ушел, это был все тот же Васильевский остров, что не было непредсказуемым, — Неву я не форсировал, ни Большую, ни Малую, в Финском заливе тоже не купался. Если бы это было не так, я бы заметил, потому что был бы весь мокрый. Что, однако, было скверно, так это то, что я был в понятной, сто лет знакомой части Васильевского, и тем не менее не имел ни малейшего представления, в какую сторону мне надо идти. Я пыжился и тужился, но мой умишко как будто разбил паралич. Я медленно подошел к ближайшему дому. Потом долго шел вдоль, пока не увидел название улицы. Потом, дождавшись просвета между машинами, зачем-то перешел на другую сторону. Там тоже была табличка, но название было уже другим. Я не вмиг сообразил, что оба названия отличаются лишь цифрами. Не сразу дотумкал, что это линия Васильевского острова, здесь так и положено. И я как-то ослаб, в который уже раз за этот день, или их было два. Дебилам недаром рекомендуется держаться группами. А я один. Я не выберусь отсюда. «Между выцветших линий на асфальт упаду» — какими пророческими оказались эти слова.