Читать «На Алжир никто не летит» онлайн - страница 40
Павел Александрович Мейлахс
Рано или поздно тебя бросят все. Это раньше тебе казалось, что «поздно» иногда означает «никогда». Нет, «поздно» никогда не означает «никогда», «поздно» означает то, что означает. Я брошен теми, кого считал близкими, я не знаю, что будет хотя бы через час, я не могу доверять тетеньке, с которой жил пять лет и с которой меня много чего связывает. Я один. Раньше я не знал, что такое «один», хотя думал, что знал.
Кстати, о мафии: а вдруг рехабовские меня так, типа с понтом отпустили, а потом позвонили им, и теперь меня выслеживает рехабовская машина и, конечно, выследит, вот сейчас я услышу скрежет тормозов…
Но при всем при том мелькала мыслишка: если бы не моя шалость с корвалолом, ничего бы этого не было. Если бы я вел жизнь попристойнее, ничего бы этого не было. Короче, причина — я. Однако я не мог додумать эту мысль. Ее было невозможно додумать.
Я шел и шел в фильме, среди белых зигзагов, вдоль нескончаемой каменной стены, как вдруг осознал, что увидел свет, и в буквальном смысле: Нева предстала передо мной, и за ней, сквозь ветер и снег, я увидел тот, родной берег, те, мои очертания. До набережной оставались последние метры.
Почему-то я посмотрел вправо и увидел Румянцевский сад, там, чуть в глубине, я знал, стоит обелиск «Румянцова побѣдамъ», он стоял еще тогда, лет под сорок назад, когда мы с отцом тоже стояли перед ним и отец обратил мое внимание, как пишется: «Румянцов» — не «Румянцев» (про яти и еры я уже знал); папа делал меня умненьким сыночком. А теперь и папа — не папа, а неизвестно кто, и сыночек — сбежавший из дурдома алкаш-моджахед. А как ведь было хорошо тогда, боже! Я и он. И куда оно все делось… Я чуть не заскулил. Вернее, не чуть, но быстро перестал. Даже жаль, что память синька не до конца отшибла… Тогда отец для меня был и папа и отец.
Оставался последний переход — Университетская набережная, Дворцовый мост, а за ним уже я, прямее некуда, вырулю на мой родной Чебоксарский.
Я быстро преодолевал остаток пути, несмотря на усилившиеся ветер и холод, несмотря на вконец задолбавшую, надо отметить, сумку. Беспардонно прошмыгнул с набережной прямо на мост, наплевав на понатыканные там светофоры. И вот я на мосту, поднимаюсь вверх.
И, как водится, где-то на апогее моста я остановился. Конечно… Как я сразу-то не сообразил… Зачем кому-то высылать за мной кого-то, когда они знают, куда я в конце концов приду. Они спокойненько поджидают меня у входа в мой двор, не вылезая пока из машины, чтобы не мерзнуть. Дружной, веселой ватагой они набросятся на меня, запихают в машину мою уставшую брыкаться тушу и мигом доставят обратно — это только пешком долго. Конечно, Илья Николаевич им уже звякнул.
Ну что? И на фига я так долго сюда тащился, преодолевал, идиотничал перед прохожими за бесплатно? Ясно же все как божий день…