Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 4» онлайн - страница 48

— Придут… Прошение писать ведь надо.

И, действительно, скоро пришли и остальные. Дядя Кирьяк с неохотой слез с печи, достал из-под божницы пузырек с чернилами и ручку. Развернул лист бумаги, поплевал на перо и вытер его об волосы. Увидев, что он готов, мужики подсели ближе к столу.

— Теперь, значит, пиши… Что, мол, так и эдак…

— Я и сам знаю, — сердито оборвал дядя Кирьяк Гришагу.

Мужики замолчали. Среди общей тишины было только слышно скрипенье пера да попискивание Аркашиной трубочки.

Когда бумага была написана и прочтена, все облегченно вздохнули, утирая вспотевшие лбы.

— Здорово накатал! — похлопал дядю Кирьяка по плечу Сергей кузнец.

— Где бы мне тулуп вот достать?

— Это не беспокойся, достанем!

Долго еще потом сидели мужики у дяди Кирьяка, пока не стемнело.

Все эти дни мороз не ослабевал. Тулупа все дядя Кирьяк достать не мог. Так и потекли дни за днями. Соседи, ходившие к дяде Кирьяку, сначала довольно часто, стали ходить все реже и реже. Иногда, встретив его где-нибудь на улице, спрашивали:

— А что, дядя Кирьяк, скоро поедешь?

Дядя Кирьяк останавливался, смотрел на спрашивающего, потом на небо и отвечал:

— Вот потеплеется маленько, что ли… Кабы тулуп был…

Наконец, потеплело, мороз смягчился, все опять стали наведываться к дяде Кирьяку.

Однажды он об'явил соседям, что завтра едет. Утром, снарядившись из дому, он сунул в карман полушубка свернутое трубкой прошение и пару лепешек.

В конюшне, когда он возился со сбруей, лошадь учуяла запах с'едобного, исходивший из его кармана. Потянувшись мордой, она вытащила бумагу, пропахнувшую лепешками и принялась жевать ее. Когда на двор пришли мужики, дядя Кирьяк искал чересседельник, который, как на зло, провалился куда-то.

— А ведь тебя эта коняга до городу-то не довезет! — сказал Серега, глядя на лошадь.

— О-о? — откликнулся дядя Кирьяк, откуда-то с поветей.

— Да-а… Лошадь плоха… — заметили и остальные, заходя со всех сторон и оглядывая лошадь.

— Ты бы покормил ее хоть, что ли! — крикнул кто-то.

— Да я ее ровно уж кормил… — сказал дядя Кирьяк, подходя с чересседельником в руках.

— Никуда лошадь не годится, она тебя двух верст не провезет! — уверенно произнес Гришага.

— Так вот у тебя, Гришага, лошадь-то получше, дай-ка ему с'ездить!..

Гришага сразу осекся и задумался.

— Оно верно, лошадка-то у меня ничего… Да баня еще не чинена… Леску бы повозить…

— А батюшки! Где у меня бумага-то!!! — вдруг всплеснул руками дядя Кирьяк.

Все принялись искать.

— Вот она… Ах, ты гадина окаянная… стерва проклятая! — закричал он на лошадь, поднимая с пола конюшни изжеванную и обмусоленную бумагу.

— Одер-то мой!.. Скотина несчастная! Сожрала бумагу-то, ведь!..

— Ах, ты мать-те так!.. Вот история!..

И мужики в несколько голосов принялись ругать лошадь. Она, уныло опустив голову, со свалявшейся гривой на худой шее, едва шевелила ушами в ответ на их забористую ругань.

Так незаметно дело дошло до обеда.

— Ну, а кто же теперь на ночь глядя поедет? Да еще бумагу эту надо сызнова писать.

У мужиков и руки опустились. После обеда, сидя в избе дяди Кирьяка, долго разговаривали.