Читать «Миф как миф (о книге Ирины Ермаковой)» онлайн - страница 4

Ирина Васильевна Василькова

В пятой главе — «Пролётом» — всё, конечно, о том, что «все мы тут из пустоты в пустоту пролётом». Главный вопрос — как с этим жить, и что от нас остаётся. Это глава целиком о творчестве, об искусстве, о «порочной нежности к жаркой красной глине». Ars poetica, а из-под клавиш рвётся «световая пила». Всё те же маркеры: «Свет горит — как любить любых», «а всех обиженных, Бог мой, прости, / высокой водой накрывая Шар». И в конце — удивление выходящей из воды «счастливой И»: «непонятно чего на земле так звенит».

Шестая глава так и называется: «И». Первая буква собственного имени. Здесь всё земное, совсем земное, природное. Не без иронии — то полный намёков разговор с дачным соседом на фоне бузинного соловья, то срубленная, но вечно лепечущая липка, то горькая рябина из песни («словно в этой рябине назло счастливой — вся великая русская литература / (с бесполезной женской инициативой)». Женская тема задета лишь по касательной, но всё же «Инь», панически бегущая от прожигающего света, стоящего «с косым копьем луча наперевес» — весьма интересный поворот сюжета. И уже совершенно естественным кажется появление старой знакомой, героини предыдущей книги Ермаковой — это Ёко, «самурай-бабочка в радужном платье». У неё здесь свое предназначение:

заруби на воздухе эту весть небывалую, два нездешних слова (только личное, ничего иного — просто радуга, как всего основа): счастье есть!

И кончается глава повисшей на листе каплей, фокусом моментального луча, выжигающим все «недо-уменья / недо-разуменья».

Седьмая глава («Полный свет») состоит всего из одного стихотворения, сложенного из семи условных строф, но именно в нём — фокус, как в той золотой капле. Это действительно полный свет, свет Евангельский. «Двойного зренья фокус точный» сводит в одно земное и небесное, и Мария с Елизаветой здесь — обычные женщины, ждущие первенцев («И родится Свет. Но прежде — свидетель Света»), и их болтовня прошита светом, и так прекрасно-безмятежна картина, хотя и чудятся где-то (читателю, не им!) дальние громы. Снова «сдвоенное чудо», и фон этой сцены — радость. Радость не только потому, что в доме гостья, что красивы браслеты, что щедры «лукум, орехи, гроздь винограда в каплях розовых, луч в разломе граната», а ещё и потому, что подразумеваются Елизаветины слова: «Радуйся, Мария!». И детсады-валенки-ангины через две тысячи лет — это ведь тоже радость.

А что же финал? Героиня сидит под деревом на берегу реки, внутри у неё полная гармония, и слетаются на эту гармонию «разногласные птицы». Тут, конечно, опять сплошные символы — дерево жизни, поток времени. Но чтобы уж не было так пафосно и серьёзно:

Стукну затылком по дереву: уф, уф. Все мы смешны, когда разеваем клюв. Уф — как трещат перышки. Уф — тишина. Перистая. И времени дополна.