Читать «Миф как миф (о книге Ирины Ермаковой)» онлайн - страница 2
Ирина Васильевна Василькова
Плавающий смысл вступительного стихотворения допускает присутствие нескольких маркеров, вот первые же строки: «Как я жила до сих пор, ничего не зная, вечно за целый свет принимая части». Дальше идут почти невербализуемые ощущения: вспышка — огненный полёт в чью-то ладонь (на тот свет?) — и спуск на этот.
Ермакова разворачивает поэтический сюжет своей книги в мифологическом пространстве — как путешествие «на ту сторону» с целью найти «то, не знаю что» и вернуться обратно — не просто живой и невредимой, но обогащённой чем-то новым и ценным. Конкретная цель просматривается — найти возможность соединения света, разбитого на части, в одно целое. Отметим, кстати, полисемантику образа: свет — это, с одной стороны, физическое понятие, поток фотонов, с другой — весь мир, а с третьей — метафора добра.
Глава первая так и называется — «Части света». Тему разбитости, фрагментации высвечивают здесь несколько ключевых мотивов и образов, мрачноватых и дискомфортных. Пугают иероглифы-кузнечики, горохом сыплющиеся из книги: «Никому ничего объяснить невозможно. / Все — другие. Даром, что так похожи». Холодит до мурашек «малютка-смерть», что изначально живёт и растёт в каждом человеке. Тоскует душа, вынужденная живописать «подробности железныя», а то и вовсе сбегающая из тела, но узнавшая, что и «там» ничуть не лучше. Ключевое стихотворение здесь — «Перекресток». «Двойного зренья фокус точный» позволяет автору не только ощущать себя на перекрёстке двух миров, но видеть их «сдвоенное чудо». Концепция, кстати, противоположная «двоемирию» романтизма. У Ермаковой миры пересекаются, ей видны одновременно «и горний ток и дольний рёв», но в отличие от пушкинского пророка у автора своя позиция — вовсе не «глаголом жечь». Но что? В итоговом стихотворении этой главы улетают по воздуху люди — как журавлиный клин. «И чтоб уцелело вернулось осталось / Давай их любить». Это первый шаг к тому, чтобы собрать разрозненные части.
Вторая глава — «Любовь и другие» (кстати, мотив «все — другие» уже появлялся в первой главе — вся книга «прошита» насквозь несколькими красными нитями). О, здесь куча персонажей! Сначала мифологический Эрос браво всаживает Танатосу стрелу под лопатку. Смерть побеждена? Но… любовь оборачивается то избитой беременной Любой, которой только и остаётся «держать лицо» среди невыносимостей жизни, то человеком, про которого не поймешь «Божий промысел или хлам Божий», то бабой Ганей, свихнувшейся от потери любимого кота, то плачущей над тазом варенья тульской гейшей Таней. Кто там ещё в очереди? Маркиз де Сад подвязывает розы в тюремном саду. Приплясывает бомжонок с кукурузным початком в зубах — этот слышит музыку даже в канаве, где приходится ночевать. И в качестве страшного фона — «в постоянном поиске урчат темноты зубчатые колеса». Что в итоге? Эрос слаб, Танатос непобедим, любовь никого не спасает, потому что она просто ни у кого не получается. Никто не умеет. Тьма кромешная. Отчаявшаяся героиня умоляет стучащий в окно дождь: «я ведь тоже вода, забери ты меня отсюда». И тогда, согласно структуре сказочного сюжета, волшебный помощник разбивает стекло, унося героиню «в самый полный Свет, где ждут меня все живые». Куда же? На «ту сторону», в царство мёртвых, символом которого в книге является вода.