Читать «Комбат по прозвищу «Снежный Лис»» онлайн - страница 66
Владимир Николаевич Першанин
— Ну и как, сражаются? — спросил комбат Шестаков.
— А куда нам деваться? За невыполнение приказа расстреливают на месте.
— Вы всё ещё верите в благополучный исход?
— Многие верят и дерутся упорно. Если 6-я армия прекратит сопротивление, рухнет весь южный участок фронта. Тогда вас не остановить.
— Вы и так нас не остановите, — усмехнулся Шестаков, протягивая пленному папиросу.
— Это как рассудит Бог, — отозвался унтер-офицер. — Позвольте зажигалку, господин… не знаю вашего воинского звания.
— Капитан. Прикуривайте.
— Как я понял, вы тот самый Снежный Лис, который громит наши дальнобойные батареи и танковые роты. Я думал, вы полковник или, по крайней мере, майор.
— Бросьте лицемерить, — поморщился Шестаков. — Полковники танковыми батальонами не командуют. А настроение, получается, у ваших солдат бодрое, и воевать они будут до победного конца.
Сузившиеся глаза танкового комбата сверлили унтер-офицера. В них, несмотря на внешнее добродушие, угадывалась злость, а может, кое-что похуже. Он потерял в бою близкого друга. Кто помешает ему расстрелять пленных? Унтер-офицер беспокойно заёрзал на табуретке и торопливо заговорил:
— Какая бодрость может быть у окруженных? Солдаты сутками находятся на морозе, все истощены, простужены. Скорее бы всё кончилось.
— Не боитесь, что мы доберёмся до Германии?
— Боимся. И, в первую очередь, за свои семьи. Даже в вас угадывается ненависть, а простые солдаты будут мстить без пощады.
— Ты хотел по-другому? Вы полтора года убивали налево и направо, а теперь забеспокоились.
— Карательными акциями занимались эсэсовцы, — возразил унтер.
Григорий Калугин молча положил на стол несколько фотографий. Унтер-офицер и несколько солдат, улыбаясь, стояли возле подбитой «тридцатьчетвёрки». Перед ними лежали тела троих танкистов.
— Ваша работа? — раздувая седоватые усы, спросил Калугин.
— Я артиллерист, и мне приходилось стрелять по танкам, — выдавил унтер-офицер.
— А кто добил этих ребят?
Полученная затрещина по затылку заставила унтер-офицера втянуть голову в плечи.
— Улыбки у вас поганые, — не слишком выбирал выражения капитан Калугин. — Жаль, что не подавили вас всех этой ночью.
Повисло молчание. Савелий Голиков сопел, перебирая фотографии.
— Ладно, уведите этого героя, — прервал молчание Шестаков.
— Их держать негде, — сказал Голиков. — А ребята устали.
— После боя никого расстреливать не будем, — обронил Шестаков. — Черняк, возьми пяток пленных покрепче, пусть поработают. Родиона Соломина и других ребят к вечеру похороним со всеми почестями.
— Пять мало, — отозвался старшина. — Надо человек семь. И унтер пусть киркой поработает.
— Бери сколько надо, — отмахнулся Шестаков. — Каких ребят потеряли! У Родиона Соломина лучший экипаж в батальоне был, четыре немецких «панцера» на счету и фрицев с полсотни. По возвращении из рейда в комбаты его прочили, но не дожил.
Для братской могилы выбрали воронку от тяжёлого снаряда. Немцы, несмотря на усталость, долбили мёрзлую землю старательно. Через час, присев отдохнуть, унтер-офицер осторожно поинтересовался у старшины: