Читать «Будь Жегорт» онлайн - страница 33

Ирена Доускова

Это случилось примерно год назад, и Сецкий пообещал тогда, что никому не расскажет до самой смерти, и до сих пор держал свое слово, хотя у него и четверка по поведению и все учительницы его боятся. Но если бы он на меня обиделся, то мог бы, например, и передумать.

Так что я уж взяла их с собой в театр. Я показала им гримерку Пепы и Каченки и всякую косметику, парики и вообще разные интересные вещи, которые там есть, а потом мы пошли к костюмерше пани Гошковцовой. Она разрешила нам полазить между костюмами, Элиаш с Сецким примеряли разные шляпы, шапки и шлемы и были в полном восторге. Элиаш сказал Сецкому: «Вот блин, вообще мне не нравится одежда, но эта классная». Еще им очень понравилась большая стеклянная доска, на которой загорелась красная надпись «Тихо! Идет репетиция!».

Мы побывали в бутафорской, постижерной, костюмерной, в столярной мастерской, в помещении для пожарных, а мальчики все не хотели уходить, и я предложила посмотреть на репетицию. Они очень хотели. Тогда мы тихонько залезли на балкон и немного посмотрели.

Элиаш заметил, что над сценой висят две головы, одна из которых смеется, а другая хмурится, и спросил, что это. Я объяснила ему, что это имеются в виду маски, которые называются Комедия и Трагедия в честь театральных представлений, которые тоже называются комедией и трагедией, зависит от того, веселые они или скорее грустные, и что они сделаны из гипса. Элиаш был сильно разочарован, потому что он думал, что это отрубленные головы заключенных или фашистов. Сецкий сказал ему, что он дурак и что и так понятно, что это не могут быть настоящие отрубленные головы, потому что настоящие сразу начинали бы вонять и их бы приходилось постоянно менять. Но Элиаш сказал, что Владимир Ильич Ленин, который лежит в Москве на площади, настоящий труп, а не воняет, хотя его не меняют, так что можно было бы это как-нибудь устроить. «Это называется попробуй докажи», – сказал Сецкий. Но потом мы признали, что Элиаш тоже, может быть, прав.

Репетировали «Зарю на шахте “Карел”». Это о том, как было раньше, когда все было плохо. Я имею в виду до Великой Октябрьской социалистической революции или когда-то тогда. Как какие-то шахтеры работали на рудниках, но у них все было плохо и им было очень грустно, а потом они не работали на рудниках, потому что их выгнали, и у них опять все было плохо и им опять было грустно. Но наконец настала революция, шахтеры танцевали и пели, и у них уже было все хорошо до самой смерти. Грустными потом стали только те люди, которым было весело раньше.

Нам было неинтересно, и мы быстро вышли. Мальчики огорчались, что не ставят ничего о рыцарях или чертях, когда в театре есть столько красивых париков и шляп.